Айзек Азимов - Ветры перемен (Сборник рассказов)
– Не знаю, Джим. Я все равно не могу описать субъективные аспекты данного феномена. Однако это уже не имеет значения. Мы будем их исследовать - чего я и добивался. - Он стукнул правым кулаком по ладони левой руки. - Главное, я смог заставить их помочь мне.
– В самом деле? - негромко проговорил Сарль. - Я бы сказал, главное, что ты заставил их просить тебя им помочь, а это уже совсем другое дело.
Смерть Фоя
Death of a Foy (1980)
Перевод: В. Гольдич, И. Оганесова
Время от времени Джорджу Скизерсу из журнала «Фантастика Азимова» нравится публиковать маленькие и возмутительные рассказы, а мне время от времени нравится их писать. Так я написал «Смерть фоя» и направил его Джорджу, перестав смеяться только для того, чтобы заклеить конверт.
Можете представить себе мое негодование, когда Джордж рассказ отклонил! (И хорошо сделал. Не хочу, чтобы складывалось впечатление, будто в моем журнале любой мой рассказ просто обязан быть напечатанным. У Джорджа есть строгие предписания отклонять любую мою писанину, которая придется ему не по вкусу.)
Кое-что неодобрительно пробормотав про себя, я направил рассказ Эду Ферману из журнала «Фэнтези и научная фантастика» (далее именуемый журнал «Ф и НФ»). К счастью, Эд сумел справиться со смехом ровно настолько, чтобы выписать мне чек, и рассказ появился в октябрьском номере «Ф и НФ».
То, что фой умирал на Земле, было весьма необычно. Фои принадлежали к высшей касте у себя на планете (название которой произносилось - насколько это могли воспроизвести человеческие органы речи - Сортибакенстрете) и были фактически бессмертны.
Каждый фой, конечно, рано или поздно добровольно умирал. Этот решил, что пришла пора покончить все счеты с жизнью из-за трагической любовной истории, если можно назвать любовью взаимодействие пяти индивидуумов, которые с целью продолжения рода должны долгое время наслаждаться особыми контактами на ментальном уровне. Очевидно, после нескольких месяцев неудачных попыток он понял, что не вписывается в выбранную им пятерку - и это разбило ему сердце, точнее, сердца, потому что у него их было пять.
У каждого фоя пять сердец, и многие считают, что именно благодаря этому они фактически бессмертны.
Мод Брискоу, самый знаменитый хирург Земли, хотела прибрать эти сердца к рукам.
- Не может быть, что главное тут - количество и размеры, - сказала она своему ассистенту. - Уверена, что дело в физиологии или биохимии. Я должна их заполучить.
- Не знаю, удастся ли, - ответил Дуэйн Джонсон. - Я много и серьезно разговаривал с фоем, пытаясь обойти их табу, запрещающее расчленение тела после смерти. Мне пришлось сыграть на его чувствах и напомнить о страданиях, которые испытывает каждый фой, умирая вдали от дома. Я ему солгал, Мод.
- Солгал?
- Я сказал, что, когда он умрет, самый известный в мире хор под управлением Гарольда Дж. Гассенбаума исполнит в его честь погребальную песнь. Я поведал ему, что земляне верят, будто это поможет его астральной сути мгновенно пересечь гиперпространство и вернуться на свою родную планету - Сортиб... или как она там называется. Он только должен подписать бумаги, позволяющие вам, Мод, получить его сердца для научных исследований.
- И что же, фой поверил в эту чушь собачью? - поинтересовалась Мод.
- Ну, вам ведь известно про новую тенденцию принимать мифы и верования разумных инопланетян. С его стороны было бы невежливо мне не поверить. Кроме того, каждый фой
испытывает глубокое восхищение земной наукой, и мне кажется, этому стало лестно, что мы заинтересовались его сердцами. Он пообещал обдумать мое предложение, и надеюсь, примет решение достаточно скоро, потому что ему осталось жить еще день или два. Следуя межпланетному закону, мы обязаны иметь его разрешение на проведение экспериментов, а сердца должны быть свежими и... Вот он нас вызывает!
Дуэйн Джонсон двигался быстро, бесшумно и красиво.
- Да? - прошептал ассистент, незаметно включив голографическое записывающее устройство, на случай если фой все-таки захочет дать им разрешение.
Огромное, шишковатое, чем-то похожее на дерево тело фоя неподвижно лежало на кровати. Выпученные глаза пульсировали (все пять штук), поднимаясь каждый на своем стебельке и поворачиваясь в сторону Дуэйна. Голос фоя звучал как-то странно, а безгубый, круглый, широко открытый рот не шевелился, однако вполне внятно произносил слова. Фой глазами показал - как это у них принято, - что согласен на предложение Дуэйна.
- Отдайте мои большие сердца Мод, Дуэйн, - сказал фой. - Расчлените меня для хора Гарольда. Передайте всем фоям, живущим на Сортибакенстрете, что я скоро буду с ними.
Справедливая замена?
Fair Exchange? (1979)
Перевод: В. Гольдич, И. Оганесова
Я - рьяный член нью-йоркского «Общества Гилберта и Салливана» и, если только могу, обязательно посещаю все заседания.
Как-то раз на квартире одного из членов общества, репетируя что-то из того, что мы собирались показать на следующей встрече, была упомянута оперетта «Теспис» - почти целиком утраченный первый плод совместной работы Гилберта и Салливана. Сразу же я решил написать на эту тему рассказ и в январе 1978 года сел за работу - к вящему удовольствию членов общества.
Была только одна загвоздка. Я хотел придумать смешную историю, но, как знает всякий писатель, сочинения имеют дурную привычку жить собственной жизнью и тебе остается лишь смириться с получившимся результатом.
Рассказ увидел свет в осеннем выпуске вскоре почившего в бозе - увы! - «Научно-фантастического и приключенческого журнала Азимова».
Потом «Справедливая замена?» вышел в 1981 году в маленьком авторском сборнике «Три из-под пера Азимова», опубликованном Уильямом Торгом очень ограниченным тиражом в двести пятьдесят экземпляров по цене в шестьдесят долларов. Похоже, достать эту книгу сейчас практически невозможно, и, на мой взгляд, вполне уместно включить рассказ в сборник значительно более широкий, дешевый и доступный. Между прочим, два других рассказа, вышедших в книге «Три из-под пера Азимова», тоже включены в этот сборник, и, когда дойдет очередь, я укажу их.
Я приходил в себя и снова терял сознание, при этом время от времени слышал какие-то обрывки музыкальных фраз.
Потом пришли слова. «Когда олухи получают высокие титулы, нет места тонкому уму». Сначала я понял, что стало светло, затем надо мной склонился Джон Сильва. - Привет, Герб, - произнес его рот.