Томас Шерред - Неоцененная попытка
Маррс сдался: — Может, вы правы, может, нет. Может, вы сошли с ума, может, я. Но я всегда себе говорил: в жизни все надо разок испытать. Берни, а как ты?
Бернстейн высказался весьма резко: — Вы видели, что творилось во время второй мировой войны. Возможно, это выход. А там не знаю. Не знаю… но мне будет противно думать, что я ничего не пытался предпринять. Считайте, что я — за!
— Кесслер?
Тот повернул голову: — Детский вопрос! Разве можно жить вечно? Но кто захочет упустить такой шанс?
Джонсон развел руками: — Будем надеяться, что нас всех посадят в одну камеру. Ладно, давайте все дружно сходить с ума.
На том и порешили.
Мы энергично взялись за работу, воодушевленные общей надеждой и взаимопониманием. За четыре месяца чтецы по губам справились со своей задачей. Нет смысла подробно описывать здесь, как они воспринимали тот взрывоопасный материал, который ежедневно диктовали Соренсону. Для их же собственного блага мы хранили от них в тайне конечную цель и, когда работа была закончена, переправили их через границу в Мексику на небольшое ранчо, арендованное Джонсоном. В свое время они нам еще понадобятся.
Сотрудники, печатавшие копии фильма, работали сверхурочно, а Маррс вообще вкалывал как одержимый. Пресса и радио без умолку кричали о том, что во всех крупнейших городах мира одновременно состоится премьера нашего нового фильма. Последнего из задуманных. Многие строили вслух догадки насчет слова «задуманных». Мы подогревали всеобщее любопытство, отказываясь заранее сообщать чтолибо о содержании картины, а Джонсон сумел разжечь в своих людях такой пылкий энтузиазм, что из них можно было выудить разве что предположения. Выход фильма на экран мы приурочили к воскресному дню. В понедельник грянула буря.
Интересно, сколько копий этого фильма уцелело доныне. Интересно, много ли их избежало конфискации и сожжения. Мы рассказали там о двух мировых войнах, вскрыли их неприглядную подоплеку, о которой до сих пор можно было прочесть лишь в немногих книгах, упрятанных в темные подсобки библиотек. Мы показали и поименно назвали поджигателей войны, прожженных циников, которые подписывали договоры, улыбались и лгали; шовинистов, которые использовали пропагандистскую шумиху и прикрывали национальным флагом отвратительные зверства, в то время как для миллионов людей жизнь оборачивалась смертью. Подлецы внутри страны и за рубежом, затаившиеся, двуличные, также попали в фильм. Специалисты по чтению с губ отлично справились со своей задачей высказывания исторических персонажей в фильме были не догадками, не умозаключениями, выстроенными на основе отдельных фактов и отрывочных документальных сведений о той зловещей эпохе: их подлинные слова разоблачали предательство, загримированное под патриотизм.
В других странах демонстрация фильма длилась всего один день. Как правило, в отместку за наложенный запрет взбешенная толпа разносила кинотеатры. (Маррс, кстати говоря, потратил сотни тысяч на подкуп чиновников, чтобы добиться разрешения на показ фильма без предварительной цензуры.) Там, где фильм запретили или уничтожили, на улицах и в кафе мгновенно появились письменные аннотации его содержания. Тайком изготовленные копии проносили мимо таможенников, а те нарочито смотрели в другую сторону. Одна королевская фамилия сбежала в Швейцарию.
У нас в Штатах фильм не сходил с экранов целых две недели, пока правительство, подстрекаемое к действию неистовством прессы и радио, не пошло на беспрецедентный шаг, запретив повсеместно его демонстрацию в целях «содействия общему благополучию, обеспечения спокойствия внутри страны и сохранения отношений с другими государствами». Ропот недовольства — и даже бунт — гулом прокатился по штатам Среднего Запада и перекинулся на другие районы страны, пока власти не осознали необходимость что-то предпринять, и предпринять быстро, чтобы предотвратить падение правительств чуть ли не по всему миру.
Мы отсиживались в Мексике на ранчо, которое Джонсон снял для чтецов по губам. Джонсон мерил шагами комнату, нервно попыхивая сигарой, и мы, сгрудившись у радиоприемника, слушали чрезвычайное выступление самого министра юстиции.
-…помимо этого, сегодня правительству Мексиканских Соединенных Штатов было направлено следующее послание. Я цитирую: «Правительство Соединенных Штатов Америки требует немедленного ареста и выдачи следующих лиц: Эдуарда Джозефа Левко…
Первым в списке шел я. А все мой язык. Даже рыба не попала бы на крючок, держи она рот закрытым.
-…Мигеля Хосе Сапаты Лавиады…
Майк закинул ногу на ногу.
-…Эдуарда Ли Джонсона…
Этот швырнул сигару на пол и опустился в кресло.
-…Роберта Честера Маррса…
Маррс закурил новую сигарету. Его лицо судорожно дергалось.
-…Бенджамина Лайонела Бернстейна…
Бернстейн криво ухмыльнулся и закрыл глаза.
-…Карла Вильгельма Кесслера.
Глухое ворчание.
— Правительство Соединенных Штатов Америки разыскивает означенных лиц, чтобы предать их суду по обвинению в преступном сговоре, подстрекательстве к бунту и по подозрению в измене…» Выключив радио, я повернулся к остальным: — Ну, что скажете?
Бернстейн открыл глаза.
— Местная полиция, вероятно, уже в пути. Пожалуй, есть смысл самим вернуться в США и держать ответ.
Границу мы пересекли в Хуаресе. Агенты ФБР уже нас поджидали.
Все газеты и радиокомпании мира, даже новое и далеко не совершенное телевидение освещали этот судебный процесс. Нам не разрешили ни с кем видеться, кроме адвоката. Самюэле прилетел с Западного побережья и потратил неделю, пока пробился к нам сквозь плотное кольцо охраны. На всякий случай он предостерег нас от разговоров с репортерами.
— Вы газет не читали? Тем лучше… Как же вы ухитрились влипнуть в такую историю? Следовало быть осмотрительнее.
Я рассказал.
Он был потрясен: — Вы что, с ума все посходили?
Убедить его было нелегко. Лишь наши общие усилия и согласованные рассказы заставили его поверить в существование аппарата. (Он беседовал с каждым отдельно, так как нас изолировали друг от друга.) Когда я снова увидел его, он был не способен рассуждать логично.
— Разве на этом можно построить защиту?
Я мотнул головой.
— Нет. Мы знаем, что если посмотреть с одной стороны, то мы виноваты практически во всем, что только есть на белом свете. Если же посмотреть с другой стороны…
Он встал.
— Дружище, тебе не адвокат нужен, а доктор. Я сейчас пойду. Надо все как следует обмозговать, прежде чем браться за дело.
— Присядь. Как тебе такой ход? — И я изложил свой замысел.
