Георгий Гуревич - Под угрозой
Однако домик стоял на земном шаре, дождь барабанил по его крыше и ветер стучал в окна. Окна можно было закрыть ставнями, крышу подновить, чтобы не протекала, дверь запереть, законопатить щели. Но разве улитка в своей раковинке застрахована от гибели? Пройдет великан в тяжелых башмаках, наступит каблуком, хруст - и конец.
В счастливой душе Бетти жил постоянный страх за свое маленькое голубое счастье. Бетти панически боялась внешнего мира, насылавшего на улиток беды. Болезнь была одной из этих бед: мутные глазки детей, частое дыхание, жар, многозначительные мины докторов. Бетти боялась также несчастных случаев, автомобильных катастроф, боялась пожаров и киднэперов - гангстеров, крадущих детей. Боялась войны и атомной бомбы ("И слава богу, что началось разоружение"), боялась, как все американцы, безработицы. Ей даже снилось часто, что Гемфри приходит мрачный, ложится лицом в подушки, уныло бормочет: "Милая, мне дали расчет". А за голубой домик надо вносить деньги еще восемь лет, не оплачена мебель, прицеп и чудо-печь. Гемфри едва ли сумеет устроиться, потеряв работу в бюро прогнозов. "Что будет с нами?" - спрашивает Бетти и просыпается с криком. Какое счастье - только сон!
Хуже всего беспомощность. Разве могла Бетти предотвратить болезни, атомные бомбы, землетрясение, потерю службы? Могла только молиться: "Боже, пронеси! Пусть каблук наступит на другую раковину - на красную, зеленую, желтую, только не на голубую!"
И еще Бетти страшилась измены. С такой неохотой отпускала мужа поутру, так радовалась возвращению. В бюро столько чертежниц - все моложе и свежее ее. На свете бывают такие бесстыдницы, даже женатому человеку вешаются на шею.
Любила ли Бетти мужа? Она и сама не могла сказать: у нее чувства не отделялись от рассудка. Гемфри был ее мужем и ее опорой, она любила мужа и опору, страшилась за мужа и за опору, ухаживала за мужем и за опорой, как моряк ухаживает за своей мачтой и парусом. Гости видели нежную жену, прильнувшую к мужу в томном танце. А Бетти представлялось, что она одна в бушующем океане, закрыла глаза, чтобы, не глядеть на беснующиеся валы, и обеими руками держится за мачту. Только бы не разжать руки. И даже если мачту смоет волнами, главное - не разжать руки. Иначе гибель неминуемая.
Плохо тому, кто не умеет плавать!
Но до сих пор страхи были напрасны. Дети выздоравливали, муж приносил получку по субботам, танки переплавлялись в мартенах, бомбы топились в море, даже землетрясение Гемфри обещал предотвратить.
А тут еще Джеллап посетил голубой домик.
Бетти догадалась, кто был их гость. Его лицо и клетчатая машина слишком часто мелькали на страницах журналов. Догадалась, но промолчала. Если король хочет остаться неузнанным, пусть считает, что его не узнали. Пусть ему будет приятно в голубом доме, может быть он захочет приехать еще раз, зачастит... привезет своих внуков подышать чистым воздухом. Внуки привыкнут играть с ее дочками, детская дружба перерастет в юную любовь, со временем Бетти станет тещей миллионера.
Испокон веков европейские девушки мечтали о прекрасных принцах, американских приучали мечтать о прекрасных миллионерах.
И хотя Джеллап не приезжал вторично, какие-то мечты начали сбываться. Гемфри ходил веселый, потирал руки, посмеивался. Однажды спросил даже:
- Какой подарок ты попросила бы, если бы муж у тебя разбогател?
Бетти мечтала о гласоновой шубке, непромокаемой, теплой и прозрачной. Так интересно выглядит, когда ты зимой идешь по улице в летнем открытом платье. Дождь, мокрый снег, а ты как будто зачарованная. Издалека даже незаметно, как стекло поблескивает.
Гемфри, смеясь, обнял жену:
- Эх ты модница! Шубка пустяк. У тебя такое будет, что и не снится.
Но через неделю-другую радужные мечты слиняли. Муж, хмурясь, листал биржевые бюллетени, что-то считал на бумажке, подчеркивал, перечеркивал и тяжко вздыхал. И Бетти догадывалась, что гласоновая шубка отменяется. Но спросить не решилась: деловые разговоры были табу в голубом домике. Жене полагалось улыбаться, отвлекая мужа от грустных забот. И Бетти старательно улыбалась, думая про себя: "
Никогда я не верила в богатство. Бог с ней, с шубкой. Лишь бы взнос не просрочить, только бы домик не отобрали".
Несколько дней муж ходил мрачнее тучи, ронял слова о самоубийстве и бренности этого мира. Потом избавился от мрачности, но стал капризный и раздражительный, никак не угодишь. И дети шумят, и от пирога пахнет селедкой. Вечером расхаживал по кабинету, ночью бормотал во сне. Спросить жена не решалась, все равно не могла помочь. Только терзалась, плакала днем, когда дети уходили в школу, ночью прислушивались к сонному бормотанию мужа. "Их же предупредят, - убеждал он кого-то. - А без нас? Без нас было бы хуже, никакого предупреждения". Как-то раз закричал: "Ни за что! Ни за что!" - и заскрежетал зубами. Бетти стало страшно, она разбудила мужа. Гемфри проснулся испуганный: "Что-нибудь я сказал? Что ты слышала?"
Однажды, стараясь развлечь мужа, Бетти рассказала, как его уважают в округе. В магазине только и разговоров, что о землетрясении. И все спрашивают: "Миссис Йилд, что говорит ваш муж? Обещает ли он отменить землетрясение?" Владелица магазина сказала: "Если беды не будет, я подарю вам ящик шампанского, миссис Йилд". А Майкл Буд, этот хромой пьянчужка, закричал: "Есть за что! Я тоже предсказываю, что землетрясения не будет, подарите мне ящик джина. И потопа не будет - еще ящик. И не будет чумы и холеры - еще два ящика. И не будет Страшного суда, и небо не упадет на Калифорнию". А все как зашикали: "Стыдно, Майкл, стыдно! Надо уважать мистера Йилда. Он ученый человек, для нас для всех хлопочет".
Бетти старалась рассказать все это посмешнее, изобразить в лицах спорщиков, передразнила толстую торговку, кумушек и полупьяного Майкла. Но муж не рассмеялся. Схватившись за виски, он застонал, словно от мигрени:
- Дуры, какие дуры! И ты с ними последняя дура!
Бетти так испугалась. Почему Гемфри обругал ее? Неужели он не верит в успех, землетрясение состоится все-таки? Но он столько раз твердил, что удары опасны только в городах, где рушатся многоэтажные дома, валятся каменные стены. Голубой домик легкий, разборный, его и восстановить нетрудно... только бы детей вывести вовремя. Что еще угрожает? Обвалы страшны в горах, горы от домика далеки. Какие-то волны еще бывают, смывающие целые города...
Но до голубого домика волна не дойдет, он далеко от моря, за перевалом. Чего же боится муж?
Час спустя Гемфри пришел извиняться. "Ты пойми, я для вас извожу себя, для тебя и для детей. Будь я один, наплевал бы на все и уехал, все бросил бы..."
Вот тогда он и спросил в первый раз:
- Бетти, если мне придется покинуть Калифорнию, ты поедешь со мной?
