Олег Азарьев - В толще льда
В вахтерской требовательно дребезжит входной звонок.
– Тихо – тихо – тихо… – причитает Дима, поспешно и суетливо разбирая баррикаду: оттягивает от двери диван и стол. Потом открывает дверь, высовывает голову, озирается и бежит к двери проходной.
В зале – жуткий кавардак: опрокинутые и покосившиеся стеллажи и шкафы, в проходах – груды битого стекла, треснувших склянок, лужи формалина, валяются разорванные, истерзанные экспонаты.
Дима отпирает дверь. Свешников решительно пытается войти, но Дима еще более решительно, навалившись всем телом, выталкивает его наружу и вываливается сам. Плотно закрывает за собой дверь и прижимается к ней спиной.
– В чем дело? – надменно произносит профессор.
– Эта сволочь, похоже, величиной со слона, – с мольбой и ужасом в голосе говорит Дима. – Вы бы видели, что она там натворила.
Свешников порывается войти – пытается отодвинуть Диму от двери, но не тут-то было. Откуда у парня только взялось столько сил? Он остается недвижим, как будто у него самого веса не меньше, чем у слона.
Свешников прекращает безуспешную борьбу с Димой и отступает.
– И что же оно натворило? – говорит он, стараясь, чтобы в голосе звучали насмешка и недоверие. – Я не видел. Покажи!
Дима отрицательно мотает головой.
– Нам с вами там делать нечего. – И – с отчаянием: – Надо вызывать милицию… армию!..- С каждым словом Дима все больше переходит на истерический крик: – Расстрелять! Спалить! Разбомбить! С землей сравнять!..
– Успокойся! – гневно орет профессор и дает Диме пощечину.
Тот затихает, гладит щеку и часто моргает.
– Удивительно! – говорит Свешников деловитым тоном. Он все еще спокоен и собран. – Подействовало. А я думал – врут.
– Я туда не пойду! – отчеканивает Дима.
– Верно. Одному там делать нечего. Но нас-то уже двое, – убеждает его Свешников. – И теперь мы пойдем туда вдвоем. И вооружимся… Чем-нибудь.
– Чем? – безнадежно говорит Дима. – Чучелами?
– Хоть один пожарный щит внутри сохранился?
– Не отменяли пока…
– Отлично! Там – топоры, ломы, огнетушители. Чем не оружие?
– Да уж. Супер. Только до него дойти надо. И в живых остаться.
– Ну, конечно, Существо прямо-таки стоит за дверью и ждет, когда мы войдем, чтобы нами слегка перекусить. Ерунда!
Дима молча берется за ручку двери, с натугой отворяет створку и отходит в сторону. Свешников делает шаг внутрь и ошеломленно останавливается, разглядывает разгром в зале. Медленно и глухо выдыхает:
– Да-а-а…
– Вот именно, – говорит Дима.
– Где щит?
Дима указывает пальцем вглубь зала. Давно не крашеный пожарный щит висит на стене шагах в десяти от двери вахтерской.
– Да что тут идти? – удивляется Свешников. – А если бегом, так вообще – на два счета. Раз-два и на месте.
– Бегите, – безразличным тоном говорит Дима. – А я буду считать.
Свешников поворачивается к Диме, кладет руку ему на плечо.
– Я уверен, мы его одолеем.
Дима кивает.
– Ага! Но без меня.
33
Белая "Волга", двадцатьчетверка, мчится по темной ночной автостраде. Наташа сидит рядом с водителем и сумрачно смотрит на дорогу.
– Тяжело сейчас жить стало, – разглагольствует водитель. Этот пожилой мужчина явно из породы говорунов. – В прежние времена хоть денег и было меньше, да зато цены были ниже. Потом, опять же, льготы всякие. Не… Сейчас, конечно, тоже есть. Но что это за льготы? Сплошной одесский юмор. Да и те, глядишь, не сегодня так завтра отымут. И отдадут толстосумам нашим… Как же их называют еще… Слово такое… Во! Нувориши! Выскочки, значит. Так и есть… Ага!.. Опять же, зарплата нынче у простого люда… Смехота и только!
– Все-то у вас не жизнь, а дерьмо получается, – ворчит Наташа. – И смехота.
– Смехота не смехота, да только так вот получилось, что в советское, хреновое, время умудрился я купить эту машину. А теперь? Черта с два я бы смог ее купить. С вашими дерьмократами-капиталистами, с нынешней элитой сраной.
– Почему – с моими? – вопрошает Наташа с удивлением в голосе. – Разве похоже что я из элиты, пусть даже местной?
– Ну, это ясно, – продолжает разливаться водитель. – Элита на попутках да без охраны не ездит. Куда им, пидорасам, без охраны? Когда столько наворовано и награблено, того и гляди ухлопают. Желающих-то – ого-го!
– Думаете?
– А то! Одни – из мести за все, что они, падлы, сотворили со страной и с нами. Другие – из зависти, что этому больше досталось, чем им, и заодно чтоб награбленное их братаном к своим грязным лапам приклеить… ну, такие тоже пули достойны и когда-нибудь дождутся. Третьи – конкурента убрать, да и этих стоит следом за конкурентом отправить.
– Какай-то вы кровожадный…
– Я? Это не я, это они такие. У нас ведь какая конкуренция? Нет конкурента – нет проблемы. Прям не капиталисты, а сталинские выкормыши.
– Сталинские? А он-то тут при чем?
– Чему вас, барышня, в школах учат? Это Сталин сказал: нет человека – нет проблемы… А наши бизнес-бандюки подхватили… Эх! Все у нас перемешалось. Бывшие комсомольские боссы, бывшие секретари обкомов-парткомов и бывшие бандюки. Все теперь называются бизьнесьменами, – с сарказмом выговорил мужик. – А на деле – все они одного цвета – черного. Иуды и бандюки. И никакие не бывшие. От рождения были они такими. Такими и остались. Все остальное, как говорит моя жена, – макияж.
– Ну да, конечно, вы еще скажите, что раньше бандитов не было и всем жилось лучше, раз вы машину тогда купили.
– А ты, милая, разве жила в то время? Небось только сиську мамкину пососать успела. Или в первый класс пойти… Да! Дерьма хватало. Как везде, кстати. Но хорошего было больше, чем теперь. К примеру, такая вот мелочь. Если раньше я на ней… – водитель ласково похлопал по рулю -…мотался только по своим делам, то теперь, чтобы ее подремонтировать да бензинчиком заправить, приходится, вот, извозчиком работать, а не дома под пивко телик смотреть.
– Ну, и как? – подает голос Наташа.
– Что – как?
– Удачно?
– Что – удачно?
– Извозчиком вкалывать? – с иронией осведомляется Наташа. – На бензинчик с запчастями хватает?
– По-разному случается… – охотно рассказывает водитель, не замечая или не желаю замечать Наташиной иронии. – А вообще, сначала и страшновато было, и машину жалко… Народ всякий попадается… Мерзавцев и другой разной мрази в новые-то времена заметно прибавилось.
– Но привыкли же?
– В общем, да, можно сказать, почти освоился. Только по вечерам все равно не по себе – чересчур уж всякой шушвали расплодилось. Иногда еду, смотрю – голосуют. И не останавливаюсь…
