Виталий Держапольский - Cто лет безналом
— И по грехам вашим аз воздам! — словно на проповеди проревел Шило. — Нарекаю тебя отныне и присно, и во веки веков, Кадуцеем!
— Кадуцей — отменное погоняло, — согласился Прохор, поднимаясь на ноги. — Вот черт — спина затекла, — Дубов несколько раз наклонился, разминая затекшие мышцы. — Хоть бы нары сколотили, уроды! Так и заболеть можно!
— Заболеть? — Шило раскатисто засмеялся. — Сдохнешь от чахотки — никто и не почешется! Пока не завоняешь, конечно!
Прохор скрипнул зубами:
— С этим нужно что-то делать!
— Что делать? — Шило с изумлением уставился на Дубова. — Будешь буянить — в карцер упекут!
— А если вся турма поднимэтся? — крикнул кто-то из дальнего угла камеры.
— Ну? — вопросительно проревел Шило, выискивая глазами крикуна.
— Карцэров на всэх нэ хватит! — крикнули из того же угла.
— Кто это у нас тут такой умный? — Прохор переглянулся с Шилом. — Покажись!
Из толпы беспорядочно лежавших на полу арестантов поднялся маленький рябой грузин.
— Назовись! — потребовал Прохор.
— Сосо Джугашвили. Кличка — Коба, — ответил грузин. — Пришел позавчэра этапом с Батумского цэнтрала.
— Политический! — презрительно сплюнул Шило. — Ты куда лезешь…
— Постой, — остановил его Прохор. — Весточка с Батума была, что политический Коба с понятием. За него Соловей просил.
— Ну, раз просил… — подобрел рецидивист Шило. — Иди сюда — не забидим!
Переступая через сокамерников, лежавших на холодном бетонном полу, Коба добрался до кучки уголовников. Преступная братия по обыкновению занимала лучшие места в камере. Возле окна и подальше от параши. Здесь было легче дышать: запах пота и испражнений разбавлялся свежим воздухом из маленького зарешеченного окна.
— Садись, — сказал Дубов, указав Кобе на кучу грязного тряпья.
Грузин без раздумий плюхнулся рядом с Прохором.
— Так чего ты там говорил? — разглядывая в упор грузина, спросил Прохор.
— Если всэм вмэсте — тогда толк будэт!
— Бунт? — прямо спросил Прохор.
— Бунт! — согласился Коба. — Связ с дугими камэрами ест?
— Ну, допустим, есть, — ответил Прохор. — Коневоды[56] у нас знатные!
— Кто здэсь на турмэ Иван?[57] Кого босота[58] слюшат будет?
— Во дает, чувырла! — изумился Шило. — Не чуешь, с кем базаришь? Может пику ему в бок, а, Кадуцей?
Услышав новое погоняло Прохор усмехнулся:
— Все, прилип кликон! А парня не трогай, он мож не разобрался еще в наших заморочках. Ваще-то фраерок дело говорит! Ни в одной тюрьме так хреново, как здесь, не было! Не поднимемся — сгнобят! Ну, давай, Коба, продолжай!
— Прэдупрэди всэх своих бродяг, — Коба наконец понял с кем имеет дело, — как толко сигнал подадим, пусть готовы будут. План я продумаю, как только лучшэ ознакомлюсь с мэстными порядками.
— Думай, головастый ты наш! — распорядился Посох. — Шило, проследи, чтобы парня не забижали!
План, разработанный Кобой, удалось осуществить только к середине лета.
27.07.03
Кутаисская тюрьма.
С утра, пока еще прохладно, в углу камеры собрался сходняк. Присутствовали все тюремные авторитеты, которым всеми правдами и неправдами удалось прорваться в камеру Кадуцея.
— Итак, подытожим, — взял слово Прохор. — Коба, обрисуй картинку пришлым бродягам.
Иосиф оглядел присутствующих бандитов, его глаза сверкнули, а ноздри хищно раздулись. За прошедшие месяцы, проведенные в Кутаисской тюрьме, его авторитет взлетел до невиданных высот. С политическими такой подъем случался очень редко. Его считали своим даже самые матерые рецидивисты.
— Дождемся вэчэрнэй прогулки. От жары вертухаи соображают плохо, тэм и воспользуэмся! Начинаем сразу на построении. Как только на продол[59] выйдэм, ждите сигнал! Сухарь и Шило затэвают драку, остальные шумят, но ждут, пока к ним нэ сбэжится побольшэ надзиратэлэй! Удавки готовы?
— Может, все-таки, пику в бок? — спросил пожилой налетчик Пархатый, мотавший срок за убийство.
— Нет! — категорически отрубил Прохор. — Убивать никого не нужно! Слегка придушим и свяжем! Пусть отдыхают! Нам еще дальше тут торчать! Продолжай, Коба!
— Ключами, отобранными у надзиратэлэй, отпираем столько камэр, сколько сможэм! С народом уже который дэн работают мои люди. Пострекают простых мужиков на бунт: жратва — дэрмо, тухлая, жара, параша ваняит, ну и прочее! Я думаю, как только босота выступит, мужики поддэржат! Затэм самое трудное — снять часовых с вышек! Тут бэз смэртоубийства обойтись нэ удастся! Как с нашей, так и с ихней стороны!
Сходняк заволновался, рисковать шкурой не хотел никто.
— Надо постараться, чтобы охранников пострадало как можно меньше! — призвал всех к порядку Прохор. — Если охрана не пострадает, то договориться будет в десять раз легче! Значит, дальше будем действовать так: Шило, проверь, есть ли среди заключенных хорошие охотники, из тех, которые белку в глаз. Если найдется хоть один, дадим ему ствол, который отберем у надзирателей. Озлобленных мужиков выпустим во двор. Пока охрана на вышках будет метаться, наш стрелок пусть охотиться, стреляет по рукам и ногам. Их просто нужно вывести из строя, но никак не убивать! Ясно! Теперь разбегаемся по хатам и ждем сигнала!
К вечеру вся тюрьма была в руках бунтовщиков. Без жертв обойтись не удалось: бесноватая толпа разорвала-таки троих надзирателей, которые издевались над заключенными с особой жестокостью. Бунтовщики заявили о своей победе сонному Кутаиси весьма своеобразно: используя подвернувшееся бревно в качестве тарана, они начали наносить сильные удары в металлические ворота тюрьмы. Эти удары были слышны даже в самых отдаленных уголках города. Прибыл заспанный губернатор в сопровождении полка солдат, который тут же окружил тюрьму, прибыл прокурор города и полицмейстер. Перепуганной тюремной администрации были предъявлены следующие требования: устроить нары, баня два раза в месяц, не обращаться грубо с заключенными и прекратить издевательства тюремной стражи…
24.12.1972
п. Кулустай
ИТК строгого режима.
…ну и кормежку… — закончил Прохор.
— И как? Вышло? — изумился Егоров.
— А то? Все наши требования, замечу, справедливые требования, выполнили в лучшем виде! Но зачинщикам, то есть мне, Кобе и еще паре-тройке заключенных, попользоваться всеми, кровью выстраданными благами, не пришлось! Нас выслали в Батумскую тюрьму, видимо считая, что это нас сломит! Но опыт у нас уже был, и в Батумской тюрьме мы повеселились не хуже, чем в Кутаиси. Этого оказалось достаточно, и к зиме Кобу выслали в Сибирь, а чуть позже и меня. До сих пор помню этого грузина: зима, холод, а он в тоненьком осеннем пальтишке без воротника, в летних штиблетах… Не знаю, сумел ли он на этапе разжиться одеждой, или так и шлепал босиком? С него станется — упрямый был как осел!
