Грегори Бенфорд - Тоска по бесконечности
- У меня всегда была слабость к комплиментам. - Париж чувствовал, как меняется состав его крови, как понижается в ней содержание кислорода и глюкозы, уходящих из тела для питания уже изменившегося мозга. Там - внизу - светился огромный диск, пылающее колесо, вращающееся на радость аудитории из множества тесно сгрудившихся звезд.
Юмор - это еще одна черта человеческого характера, который мне удалось освоить.
- Вот это новость! - Париж направил свой корабль вниз, могучее ускорение вжало его в спинку пилотского кресла. - Как это по-человечески! Ведь у нас каждый считает, что у него прекрасное чувство юмора.
Я ожидаю, что узнаю от тебя еще много нового.
- Сейчас?
Ты созрел. Твои свежие, чисто человеческие реакции на мое искусство будут для меня бесценны.
- Если ты позволишь мне жить, тебе придется подождать еще парочку столетий, за время которых ты сможешь поднакопить еще больше опыта, прежде чем я умру.
Это правда. Тем более что пока ты одарил меня многим. Я понял, что существуют причины, позволяющие завидовать человеческой ограниченности.
- Но теперь, когда я познакомился с твоим искусством, в моей жизни произойдут большие перемены.
Правда? Неужели оно так сильно действует даже на тебя, на представителя совсем иной культуры? Как это может быть? Ему следует соблюдать величайшую осторожность.
- Произведения такой глубины требуют времени для своего постижения. Их сразу невозможно переварить.
Ты употребил метафору, имеющую отношение к химическому процессу. Это чисто человеческая черта - вовлекать в разговор самые низкоэффективные части своего организма. Тем не менее ты указал на возможную выгоду для меня, если я разрешу тебе жить и дальше.
- Мне необходимо время, чтобы впитать в себя это.
Париж чувствовал, как резервы энергии его тела приносятся в жертву процессу перестройки его внутренней сути. Впервые он понял себя тогда, когда стал убивать существа, выставленные в цилиндре. Какая-то часть его - «мы» - теперь знала все. А его «я» с трудом выговорило:
- Мне кажется, что тебе очень многого пока не удалось понять.
Я могу это исправить, теперь же.
- Вот этого-то ты сделать как раз и не сможешь. Таким путем познать нас нельзя.
Похожий разговор у меня был с твоим отцом. Это он предложил мне войти в тебя.
- Нас нельзя понять, делая срезы и кромсая ножами.
Существует весьма основательное предположение, что цифровое сознание может понять любые другие типы сознаний с любой степенью точности.
- Беда чужаков заключается в том, что они чужаки. Париж чувствовал, как в него проникают ловкие пальцы
огромного холодного разума, он ощущал, как растворяется в нем. Скоро, скоро он превратится в пустую скорлупу. Он станет частью Богомола, добавкой, которая поможет перебросить мостик к голограммной логике мехов. Чувствовал, как перестраивается его нейронная сеть. И как убыстряется ее работа.
Искусство в космосе встречается повсеместно. Мне особенно нравились твои скульптуры изо льда, которые таяли от жары, пока зрители любовались ими. А как бы мне хотелось понять твои гобелены, казалось, сотканные из смутных ощущений, боли и непостижимых тревожащих эмоций. Талант, появление которого невозможно предвидеть.
- Этого никогда не случится. Ты мог бы усвоить это, если бы разрешил мне прожить отведенное мне природой время.
В этом что-то есть. Мне придется потратить время на обдумывание этой проблемы. А пока прекрати спуск вниз, к диску.
Он получил свой шанс! Сознанию Богомола придется выйти из Парижа, чтобы проконсультироваться с другими своими частями, поскольку его сознание - антологическое. Это даст Парижу несколько коротких секунд для действия. И он решительно надавил на акселератор.
- Можешь не торопиться.
Какое-то время, показавшееся ему нескончаемым, он провел наедине с мучительным гулом терпящего насилие корабля и бившими снаружи гейзерами, каждый из которых был больше, чем мир.
Я вернулся. Решил скосить тебя сейчас же.
- Жаль это слышать, - отозвался весело Париж. Мертвые могут позволить себе быть вежливыми.
Я хочу, чтобы ты рассказал, зачем уничтожил мои работы. Впрочем, это я все равно скоро выясню.
- Не думаю, что ты способен это понять.
Париж вел корабль к диску сквозь гейзеры бурлящей и шипящей плазмы.
Его «я» ощущало какие-то резкие движения внутри его «мы», и несмотря на нарастающие звуки тревоги, которые издавал корабль, он почувствовал огромное облегчение.
Вжатый в кресло все возрастающим ускорением, он вспоминал все, что видел, все места, где побывал, и прощался со всем этим.
Ты ошибся в расчете траекторий.
- Черта с два я ошибся.
Надо с толком прожить каждый ускользающий момент. Эта мантра [6] работала на него, и сейчас он нуждался в ней больше, чем когда бы то ни было. Трусость - настоящая трусость, а не минутная паника - рождается неумением обуздать воображение и не дать ему рассматривать все варианты возможных последствий случившегося. Взнуздать воображение и жить каждой секундой, пока она не улетит, пока нет ни прошлого, ни будущего… Париж знал, что, живя так, он сумеет перейти из той секунды в другую, не испытывая ненужной боли.
Измени курс. Твой корабль не сможет выдержать искривлений, которые грозят тому, кто летит так близко к диску. Твоя расчетная кривая приведет к тому…
- К моему концу. Я знаю. И не важно, каков он. Аспект Артура вопил. Париж сунул его в нишу, успокоил и отключил сенсорные связи. Зачем ненужная жестокость…
И вдруг Артур крикнул тонко и пронзительно, как бы отвечая на то, о чем когда-то думал Париж. Это был прощальный салют Артура:
Если Разум вывел людей из Материи, дав Вселенной возможность познать себя и тем самым выполнить свое домашнее задание…
- Тогда, может быть, мы именно по этой причине находимся здесь, - прошептал Париж.
Единственной возможностью лишить Богомола знаний, которые ни один человек, кроме Парижа, не мог бы ему сообщать, было стереть часть своего внутреннего «я» и не допустить его до контакта с цифровым сознанием.
Он промчался над вскипающей поверхностью раскаленной добела субстанции, обреченной стать его могилой. Прямо впереди лежало место, откуда даже Богомол не мог извлечь его - самая страшная из пропастей, самая безысходная точка, призывавшая его к себе через необозримые пространства золотого света. Нет, даже Богомолу его отсюда не извлечь.
Париж усмехнулся и, прощаясь с миром, резко нажал на акселератор.
«А Hunder for the Infinite*. ©Abbenford Associates, 1999. ©Перевод. В.П. Ковальский и Н.П. Штуцер, 2001.
