Елена Грушко - Венки Обимура
Ерема к щели приник. Глянул и Митрей. Да это же подворье Савватия-гончара. Чего тут делать-то?
Лишь подумал так, отворилось окошко, и увидел Митрей Наталью, дочку Савватия и подружку своей жены. Даже в полумраке видать, что из девки будто вся кровушка выпита. А рядом, в серый плат укутанная... морозец пробежал по спине Митрея... Ульяна!
Гля! А кто же за стволом черемухи хоронится? Митрей рассмотрел белую голову, тонкий стан... Да ведь это пастух, который спал на его сеновале! "Поди ж ты! А сказывают, Наташка по Ивашке-черноряснику сохнет. Чего ж тут пастух тогда?"
Наталья с Ульяной говорили о чем-то, но сколь ни тужил слух Митрей, слов не разобрал. И вдруг...
-- Наташа, душа моя! -- крикнул, выбегая из-за черемухи, не пастух, а сам монах Ивашка и, словно на крыльях, перемахнул двор, вскочил в окошко.
Вот те на! Теперь в жар бросило Митрея. И они с Еремой перемахнули изгородь, будто два всполошенных петуха, пали под окно, затаили дыхание. Что там, в. избе?
-- Иванушка! Сокол! Так ты не забыл меня?
-- Да разве такое возможно! Раньше звезды на небесах играть перестанут. Я всегда с тобой буду!
Вздохнул Митрей. Ишь ты, словно песню поет.
-- Со мной... Всегда...
И тихо стало в избе. Только легонько прошелестело что-то над головой Митрея, будто легкокрылая пташка из окошка выпорхнула.
-- Вот и отлетела ее жемчужная душа,-- печально зазвучал женский голос.-- Уложи ее вот сюда. Спи, девонька. Спи! А ты уходи поскорее отсюда.
Слушал Митрей не дыша.
-- Не томи сердца своего,-- продолжала Ульяна. -- Мягкое оно у тебя, нетерпеливое. Кто знает, что лучше -- умереть в покое иль жить в маяте. Не думал ты про то, вот и поспешил... Ладно, что теперь! Только иди прочь поскорее. Да не забудь прежний облик себе вернуть, не то всех переполошишь!
-- Откуда ты знаешь? -- услышал Митрей потрясенный голос Ивана.-- Ты... дай мне взглянуть на лицо твое. Я хотел найти тебя. Ты поселилась у истоков Обимура? Мне говорил о тебе Леший. Ты -- Ульяна?
-- Да, как совку зовут меня: лесная барыня, Ульяна Степановна. А филин -- дружок мой. От него я услышала о тебе.
-- Филин колдуна? Ты и Михаилу знала?
-- Да.
-- Кто сгубил его?
-- Не ко времени разговор. Уходи! Сейчас здесь будут люди, нас в душегубстве обвинят! Да иди же!.. Нет, поздно. Поздно!
И услышал Митрей позади шум многоголосый, и увидел, обернувшись, что приближается толпа сельчан -- полуодетых, кто в чем с постели поднялся. Впереди всех бежал Ерема.
"Как же это я не учуял, когда покинул он меня тут одного-одинешенького? А ежели б ведьма меня заприметила?" -- ужаснулся Митрей и заколодел в том ужасе, и не слышал, не видел, как убивался над телом дочери Савватий, как схватили ведьму да Ивашку, выволокли их на улицу, как шумела толпа и лютовал Ерема:
-- Извели девку!
Крепкий тычок вернул Митрея к жизни.
-- Иль карачун тебя хватил? -- бранилась Ненила.-- С тобой всю потеху упустишь!
-- Какую потеху? -- промямлил Митрей.
-- Так ведь Ульянка с Ивашкой загубили Наташеньку, подруженьку мою милую! -- хлюпнула носом Ненила.-- Исказнить их надобно, лиходеев проклятущих!
-- Бей ведьму! -- взревел Митрей и косолапо побежал вслед за толпой.
---- Стойте, люди! -- раздался тут громкий голос Ульяны -- и все невольно замерли.-- Зачем вам смерть моя? Кому я зла пожелала? Кому отказала в добре? Вспомни, Ольгушка, как ходила ты ко мне судьбу пытать! Говорила я, что сладится у тебя с Васенькой? Что не сможет он- тоску по тебе ни водой смыть, ни гульбой загулять?
-- Говорила! Васенька сватов заслал! -- зазвенел девичий голос.
-- Не тебе ль, Анна, дала росы целебной, на поемных лугах собранной ранним утром, на Вознесение? Выпил ее твой сынок -- и всякое лихо с него рукой сняло, разве нет?
-- Здоров сыночек! -- прошетестело в толпе.
-- Сам видел, как ты, ночуя у Анны, умывалась через порог на улицу, ведьма! -- перебил Ерема. В ответ засмеялась Ульяна:
-- Не всяк, кто умывается, пусть и через порог,-- ведьмак. По тебе, чем грязней, тем праведней!
Смех подхватили было в толпе, да тут врезался в гущу народа Митрей с воплем своим запоздалым:
-- Бей ведьму!
-- Бей! -- подхватил Ерема.-- Сладко поет Ульяна, а кто от коров молочко отдаивал? Припомни-ка, Ненила, как у тебя ворота поструганы были? Это она, ведьма, стружки в подойнике парила, чтобы пропало у твоей буренки молоко!
-- Было, было, было! -- зачастила Ненила.
Ульяна тряхнула головой. Платок сполз с нее, волосы разлохматились, сквозь космы глаза сверкали. Мужики крепко держали ее, Ивашке тоже заломили руки за спину. Он, однако, не рвался -- угрюмо молчал, озираясь.
-- Чего ты, Ненила, на меня так злобишься?--спросила Ульяна.-- Не за то ль, что я сказала, будто нет у тебя врага злее твоего языка?
Да, Ненила нигде не смолчит, знал Митрей. Где черт не сладит, туда бабу пошлет. Его бабу!
Ненилу знали в деревне хорошо, смех опять полетел над людьми, но Ерема завопил:
-- Вокруг пальца она вас обведет, всем глаза отведет! Ей даже то ведомо, как косточку-невидимку выпаривать, с нею злые дела творить. Обернется она невидимкою-- и крадется за Натальей, бедной девкой, по полю, по лесу, землю с-под ступни -- след ее -- вынимает, на дерево бросает. Вон, вон яблонька посохла! -- указал он на придорожный дичок.-- А человек и подавно иссохнет. Другой след Натальин вынутый кинула Ульяна в воду, а против того, сами знаете, помощи быть не может-- сделано крепко, завязано туго. Вот и померла девка.
-- И впрямь!--заголосили бабы.-- Сколь б ни рядили, девка-то померла!
-- Не виновна я в том. Помочь хотела Наташе, да не совладала с хворью, -- горестно сказала Ульяна.
-- А вот мы сейчас испытаем тебя. Пусть царь-огонь всех рассудит! -выкрикнул Ерема и велел Митрею: -- Беги нащепай лучинок, да поскорее! -- И еле слышно: -- Всем березовые, а две сосновые...
Ну, иной раз и Митрей думал скоро, бегал споро. Мигом обернулся -- и вот уже роздал Ерема сельчанам по лучинушке. И Ульяне с Иваном тоже, а разве кто станет разбирать в суматохе, кому березовая, кому сосновая лучина досталась?
Запалил Ерема пук соломы, к нему потянулись руки за огнем. И не одно сердце дрогнуло: судьба слепа, а ну как ошибется, не на того направит перст свой обличающий? Ведь издавна этак испытывают на Руси: у кого быстрее сгорит лучина, тот и виноват. Только сосна -- она скорее березы горит, с того и щепают не сосновую, а березовую лучинушку на долгие зимние вечера...
Серое утро лежало на земле. Сыро да тихо, ни ветерка. Ровно сияли огонечки, люди вздохнуть боялись. А Митрей смотрел на язычок пламени в ладонях своих, но видел огромный костер в лесу...
И вдруг стон по толпе пронесся: прежде других, разом, погасли лучинки Ульяны да Ивашки.
-- Бей их!
