Владимир Немцов - Последний полустанок
За ней смущенно двигался молодой летчик Петро Охрименко. Он не привык к своему штатскому костюму, сидевшему на нем мешковато. Широкие брюки, богатырские плечи, полосатенькая рубашка с черным галстуком казались рядом с Риммой чересчур старомодными. Да и сам-то Петро, с добродушным широким носом, белесыми кустиками вместо бровей и девичьим румянцем на щеках, никак не походил на ресторанных завсегдатаев или тем более "полотеров", как иногда называют рассерженные официанты неких молодчиков, пришедших в ресторан не ужинать, а только танцевать. Петро любил хорошо поесть, а танцы ненавидел. Римма же любила и то и другое.
- Яка приятна встреча! - воскликнула Римма, и Петро поморщился: он не любил, когда коверкали его родной язык. - Анна Васильевна? Вот уж не ожидала! Ведь я никогда вас здесь не видела.
Она поздоровалась с Серафимом Михайловичем. Он очень холодно ответил на приветствие и сразу обратился к Петру:
- Завтра летишь по тому же маршруту?
Нюра вежливо предложила Римме стул, но мужчины, видимо, не хотели сидеть за одним столом: Поярков надеялся продолжить интересный разговор с Нюрой, а влюбленный Петро пока еще не успел даже словом перекинуться с Риммой. Правда, она этого и не жаждала, гораздо интереснее пококетничать с "Серафимом", а возможно, и потанцевать. Ведь Петро увалень, его с места не стащишь.
Пока мужчины стояли и обсуждали какие-то свои дела, Римма высокомерно оглядывала присутствующих, потом, видимо вспомнив о Нюре, похвалила ее скромное платье.
- Неужели сами сшили, Анна Васильевна?
- Как всегда.
- Я бы на вашем месте зараз плюнула на лабораторию. Чуете, яки гроши портнихи получают?
Нюра только пожала плечами. Глупенькая девочка. И зачем она, не зная украинского языка, так снисходительно им кокетничает. Модно это, что ли?
Вдруг лицо Риммы перекосилось от злобы.
- Ух, как я ее ненавижу!
- Кого?
Римма наклонилась к Нюре.
- Вон ту воблу крашеную. Рядом с оркестром сидит. Задается страшно. На танцплощадку придет - то сумка новая, то лодочки. А сейчас такую же, как у меня, кофту напялила. Определенно назло. Ничего, скоро встретимся, я для нее такую пилюлю припасла! Валерьянкой будут отпаивать.
- Риммочка! - окликнул ее Петро. - Твой любимый столик освободился. Пойдем скорее.
Поярков сердито посмотрел им вслед.
- До чего же мы слепы бываем! Петро - и рядом это ленивое, равнодушное существо. Извините, но я нечаянно услышал, что она кого-то ненавидит. Неправда. Откуда у, нее человеческие чувства? Любовь? Ненависть? Абсолютный вздор!
Нюра рассердилась, что бывало с ней довольно редко, и резко отодвинула тарелку.
- Мне странно и, откровенно говоря, неприятно слышать, как вы отзываетесь о моей подруге.
- Не может она быть вашей подругой.
- Все равно. Ведь вы говорите о девушке. Пусть она не очень умна, со своими слабостями, недостатками. Но она ничего не сделала дурного.
- И хорошего тоже. Петро жаловался, что она все вечера проводит на танцплощадках. Знаю я таких девиц. Да разве к ним можно относиться с уважением? Абсолютная пустота, никакой движущей идеи, стремлений. Это очень страшно. Поверьте, Нюрочка, что такие люди могут принести гораздо больше вреда, чем самые отъявленные враги... Приглядитесь к ней и, если не поздно, помогите.
Римма танцевала в каком-то странном замедленном темпе, далеко отставляя назад красивые, хотя и полные ноги. Ее партнер, хлыщеватый молодой человек, изрядно подвыпивший, не выпускал изо рта сигарету.
- Ну зачем она с ним пошла? Ведь это же Семенюк, то есть наш милый Аскольдик, - говорил Поярков, наблюдая за танцами. - Как мало эта девица ценит свое достоинство!..
И Нюре было за нее обидно. Петро нетерпеливо ждал Римму за накрытым столом, но она после каждого танца лишь проглатывала пирожное и вновь обнимала то одного, то другого партнера.
Петро хмурился, рассеянно позвякивая ножом по тарелке. К нему подбегал официант: "Что прикажете?" Петро отвечал: "Пока ничего" - и, опять забывшись, стучал по тарелке.
Сочувствуя ему, Нюра злилась. Ведь это просто непорядочно. Она видела, как Римма заглатывает пирожные и потом долго облизывает пухлые губы. В этом было что-то неприятное, чересчур биологичное. В чем-то был прав и Серафим Михайлович. Все это невольно заставляло сравнивать Римму с другими девушками, они тоже пришли сюда повеселиться и потанцевать. Римма была ярче и заметнее всех, но не хватало ей того подчас неуловимого женского обаяния, что делает прекрасными очень простые, незаметные лица.
Нюра не ошибалась: таких девушек здесь было много, но если бы спросить Пояркова, кто из них самая лучшая... Впрочем, и так все ясно...
Рыжая кошка потерлась об ногу. Серафим Михайлович сделал маленький бутерброд.
- Иди, рыжая! - бросил ей и виновато улыбнулся. - Обожаю всякую тварь.
- Все хорошие люди любят животных.
- Вероятно. Но в меру, не забывая людей.
Зря Нюра сказала о хороших людях. Он мог бы принять это на свой счет, вроде комплимента. А она ничем не должна показывать, что Серафим Михайлович нравится ей, лучше подчеркивать равнодушие. Так будет спокойнее.
Кошка встала на задние лапы, как собачонка. В первый раз Нюра увидела, что кошка служит. Это было смешно. Поярков обрадовался, услышав Нюрин смех, старался изо всех сил, чтобы веселье это не угасло. Уговорил ее потанцевать. Потом заставил выпить глоток вина, потом другой, за успех испытаний, и Нюра не имела права отказаться.
Так прошел вечер - весело, непринужденно. Серафим Михайлович хотел проводить Нюру на такси, но она категорически отказалась.
- Поедемте автобусом, Серафим Михайлович. Мне так больше нравится.
И, сидя с ним рядом у окна, Нюра с ужасом вспоминала, что вела себя как легкомысленная девчонка, будто никогда не делала никаких ошибок, никого не любила и нет на свете Павла Ивановича.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Как ни старался автор поменьше рассказывать о технике,
все же пришлось уделить и ей внимание. А произошло это
потому, что уважаемый конструктор "Униона" С.М. Поярков
и не менее уважаемый инженер Б.З. Дерябин постоянно
спорят. Споры у них, конечно, технические и
принципиальные, они во многом определяют дальнейшее
развитие событий. Но, к сожалению, тут же суетятся
товарищи, к технике прямого отношения не имеющие.
Оказывается, и они влияют на события.
Никогда еще сотрудники НИИАП не видели столько новейшей аппаратуры. Ее привезли из Москвы, Ленинграда, Новосибирска, кое-что было сделано на киевских заводах. Медоваров сожалел, что все это богатство заберут отсюда, как только "Унион" опустится на ракетодроме Ионосферного института, где начнутся основные испытания этой странной конструкции.
