Клиффорд Саймак - Всё живое…
Шервуд покачал головой.
— Ни строчки. Просто я отсылаю туда аппараты.
— И расписок не получаете?
— Никаких расписок. И никакой платы. Да я ее и не ждал. Когда ведешь дело сам с собой…
— Сам с собой?! Так, по-вашему, фирмой в Нью-Джерси заправляет тот двойник?
— Не знаю, — сказал Шервуд. — Ничего я не знаю, черт подери. Столько лет это гвоздем торчит у меня в голове, и все время я пытался хоть что-то понять, но так и не понял.
Лицо у него стало затравленное, и я от души его пожалел. Должно быть, он это заметил. Он вдруг рассмеялся:
— Ты из-за меня не огорчайся. Вытерплю. Я что угодно вытерплю. Не забывай, мне заплачено с лихвой. Расскажи-ка лучше о себе. Занимаешься перепродажей недвижимости?
— Да, и еще страхованием.
— А заплатить по счету за телефон нечем.
— Можете меня не жалеть, — сказал я. — Уж как-нибудь да выкручусь.
— Чудно с вами, с молодежью. Почти никто не остался в Милвиле. Видно, ничто вас тут не держит.
— Видно, что так, — согласился я.
— Нэнси только вчера вернулась из Европы. Я ей рад. Тоскливо одному в пустом доме. В последние годы я ее почти и не видел. Училась в колледже, потом ударилась во всякую общественную деятельность, потом ездила по Европе. А сейчас вот хочет пожить дома. Надумала писать книжку.
— Это у нее, наверно, хорошо получится, — сказал я. — В школе у нее всегда были лучшие отметки за сочинения.
— Она прямо помешалась на писательстве. Уже напечатала с полдюжины статеек в этой, как ее… в периодике. Знаешь, все эти журнальчики, которые выходят раз в три месяца и не платят авторам ни гроша, а только присылают несколько штук номеров. Прежде я про такие и не слыхивал. Статейки ее я прочитал, но это ведь не по моей части. Кто их там знает, хороши они или плохи. Наверно, что-то в них есть, раз напечатали. Главное, ради своего писания она поживет тут со мной, а мне только того и надо.
Я поднялся.
— Пойду. Уж извините, засиделся.
— Нет-нет, я рад был с тобой потолковать. И не забудь деньги. Этот мой двойник, или как бишь его, велел отдать их тебе. Я так понимаю, это вроде аванса.
— Что за фокусы, — сказал я почти со злостью. — Деньги-то даете вы.
— Ничего подобного. Они взяты из особого фонда, он основан много лет назад. Не годится мне одному снимать все сливки, ведь по-настоящему изобретения не мои. Вот я и стал откладывать десять процентов прибыли в особый фонд…
— Наверно, тоже по подсказке того двойника.
— Да, пожалуй… хотя это было так давно, что я уже и сам не знаю. Короче говоря, завел я такой фонд и все годы давал деньги разным людям, как подсказывал этот самый, который хозяйничает у меня в голове.
Я уставился на Шервуда во все глаза, невежа-невежей. Но уж очень это было дико: сидит человек и преспокойно рассказывает, как кто-то неведомый хозяйничает у него в голове! Свыкся он с этим, что ли, за столько лет? Нет, все равно непостижимо!
— Я немало выплачивал из этого фонда, — невозмутимо продолжал Шервуд, — но все равно набралась кругленькая сумма. С тех пор как у меня в голове завелся сожитель, чего ни коснусь, все приносит изрядный доход.
— И вы не боитесь мне про это рассказывать?
— А чего бояться — что ты пойдешь болтать направо и налево?
— Ну да. Только я болтать не стану.
— Еще бы. Тебя просто поднимут на смех. Кто ж тебе поверит.
— Никто, надо думать.
— Брэд, — сказал Шервуд почти ласково, — не валяй дурака, черт тебя дери. Возьми-ка этот конверт и сунь в карман. Приходи когда-нибудь еще. Как захочешь, так и приходи — посидим, потолкуем. Чует мое сердце, что нам найдется о чем потолковать.
Я протянул руку и взял деньги. И сунул в карман.
— Спасибо, сэр.
— Не стоит благодарности, — сказал он и помахал рукой на прощанье. — Еще увидимся.
4
Я медленно прошел через прихожую — Нэнси нигде не было видно, ее не оказалось и на веранде, а я-то надеялся, что она меня там ждет. Она ведь сказала — да, попозже увидимся, нам надо о многом поговорить, и я, конечно, решил, что это значит — попозже сегодня же вечером. А может, она совсем этого не думала. Может, она думала — как-нибудь в другой раз. Или, может, она меня ждала, а потом ей надоело. Я ведь и правда очень засиделся у ее отца.
В безоблачном небе взошла луна, в тиши — ни ветерка. Исполинские дубы стояли недвижно, как изваяния, летнюю ночь пронизывали сверкающие нити лунного света. Я спустился с крыльца и замер, будто очутился в каком-то заколдованном круге. Эти великаны — дубы, словно призрачные угрюмые стражи, и все насквозь пронизавший лунный свет, и необъятная тишина, полная затаенным ожиданием чего-то, и слабый, какой-то потусторонний аромат, незримой пеленой стелющийся над податливой чернотой под ногами, — да разве это мой знакомый, привычный мир, моя Земля?
А потом колдовство рассеялось, сверканье померкло — меня вновь окружал тот прежний мир, который я знал с детства.
В летней ночи меня пробирала дрожь. Быть может, то был холод разочарования оттого, что меня выгнали из волшебной страны, от сознания: она существует, эта страна, но у меня нет надежды там остаться. Я ощутил под ногами асфальт дорожки и ясно видел теперь, что тенистые дубы — все-таки просто дубы, а никакие не изваяния.
Я встряхнулся, точно пес, вылезший из воды, окончательно овладел собой и зашагал по дорожке. Вот и моя машина; я обошел ее, нашарил в кармане ключи и распахнул дверцу.
Только усаживаясь за баранку, я увидел, что рядом сидит Нэнси.
— Я думала, ты уже никогда не придешь, — сказала она. — О чем это вы с отцом так долго рассуждали?
— Да так, о разном. Все пустяки, ничего интересного.
— Ты часто у него бываешь?
— Нет, не очень.
Почему-то мне не хотелось объяснять ей, что до этого вечера я ни разу с Шервудом и двух слов не сказал.
В темноте я на ощупь вставил ключ.
— Прокатимся? — предложил я. — Может, заедем куда-нибудь, выпьем по стаканчику?
— Нет, не стоит. Лучше просто посидим и поговорим.
Я откинулся на спинку сиденья.
— Славный вечер, — сказала Нэнси. — Тихо, спокойно. По-настоящему тихое место теперь такая редкость.
— Тут у вас есть совсем заколдованное местечко, — сказал я. — Как раз перед крыльцом. Я нечаянно ступил на него, да только колдовство быстро пропало. Все заливает луна, и так странно пахнет…
— Это те цветы…
— Какие?
— На клумбе, что у поворота дорожки. Она вся засажена чудесными цветами, их еще давно отыскал где-то в лесу твой отец.
— Значит, и у вас они растут, — сказал я. — Наверно, в Милвиле в каждом саду есть такая клумба.
