Дэниел Галуи - Слепой мир. Сборник
Я не мог отделаться от странного впечатления, что некая тайная и грубая сила стремится отвратить меня от поисков причин смерти Фуллера, в то же время незаметно подталкивая меня к мысли, что, если я перестану ей противодействовать — как, казалось, хотели и сама эта сила, и Джинкс, — все снова придет в норму.
Я очень хотел, чтобы все было хорошо. Взглянув на девушку, сидящую рядом со мной, я внезапно осознал, до какой степени мне хочется, чтобы все вошло в норму. В лунном свете она была еще красивее, воплощая теплое приглашение забыть отчаяние и примириться с ходом вещей.
Как будто отвечая на мои мысли, она прижалась ко мне и положила голову мне на плечо.
— Жизнь предлагает так много, не правда ли, Дуг? — произнесла она с грустью и надеждой в голосе.
— В ней есть все, что люди хотят найти, — ответил я.
— А чего хотите вы?
Я думал о Джинкс: она ворвалась в мою жизнь именно тогда, когда я так нуждался в ком-нибудь, похожем на нее.
— Когда я жила далеко отсюда, я все время думала о вас, — сказала она. — Все время. Но я чувствовала себя глупым обманутым ребенком.
Я ждал продолжения этих тихих слов, но услышал лишь ее ровное дыхание. Она заснула. На ее щеках блестели две серебристые дорожки.
Да, так же как и я, она старалась от чего-то бежать. Но хотя ее, возможно, мучило такое же отчаяние, мы не могли действовать сообща, потому что по какой-то непонятной причине она хотела, чтобы все так и было.
Машина поднялась на холм, освещая фарами невиданный пейзаж.
На вершине холма меня охватил ледяной ужас. Я изо всех сил нажал на тормоз, и через несколько метров фашина плавно остановилась.
Джинкс пошевелилась, но так и не проснулась.
Я просидел, глядя перед собой, как мне показалось, целую вечность.
В сотне метров от машины дорога резко обрывалась. Дальше не было ничего, словно ножом отрезало! По обе стороны асфальтовой ленты сама земля проваливалась в густую черноту.
А за чертой не было ничего. Абсолютно ничего, ни луны, ни звезд — ничего, кроме пустоты внутри пустоты, и так до бесконечности.
ГЛАВА 6
Позже я сильно жалел, что не разбудил Джинкс. Ее реакция помогла бы мне узнать, точно ли половина мира перестала существовать или во всем виновато мое больное воображение. Но в тот момент я всеми силами боролся против нового обморока. Когда же я снова смог открыть глаза, передо мной опять до самого горизонта простиралась дорога и холмы, залитые лунным светом.
В который раз я столкнулся с подобным явлением. Дорога исчезла. Но это было невозможно, потому что она ведь была передо мной. Точно так же исчез Линч. Но множество фактов указывало на то, что он вообще никогда не существовал. У меня не было никакой возможности доказать, что я действительно видел рисунок Ахилла и черепахи. Но вероятность, что Фуллер никогда его не рисовал, восстанавливала равновесие.
Чак пришел ко мне лишь на следующий день после обеда. У него возникло затруднение в области симулэлектроники, достаточно интересное, чтобы оттащить меня от края пропасти безумия.
Он вошел в мой кабинет через служебный вход, упал на стул и положил нога на стол.
— Уф! Модулятор наблюдения снова заработал.
Я отошел от окна, через которое смотрел на молчаливую демонстрацию дипломированных социологов.
— Ты чем-то недоволен? — спросил я.
— Мы потеряли целых два дня.
— Ничего, наверстаем.
— Да, я знаю, — он устало улыбнулся. — Но эта неисправность ужасно напугала нашу единицу контакта. Я даже некоторое время боялся, как бы Ф. Эштон не сошел с ума и нам не пришлось бы от него избавляться.
Я почувствовал себя не в своей тарелке.
— Эштон — единственное слабое звено в системе Фуллера. Никакой искусственный индивидуум не выдержит осознания того, что он является всего лишь комбинацией электрических зарядов в имитированной реальности.
— Меня это тревожит так же, как и тебя. Но Фуллер был прав, нам совершенно необходим там объективный наблюдатель. Слишком многое может пойти наперекосяк, прежде чем мы это заметим.
Эта проблема тоже занимала мои мысли несколько недель. В конце концов я взял месячный отпуск, чтобы попробовать избавиться от чувства постоянной неудовлетворенности. Я был полностью убежден, что позволить одной из наших единиц знать, что она не более чем электронная имитация, является верхом жестокости.
Неожиданно я принял решение.
— Чак, мы уберем его, как только это станет возможным, и заменим его группой наблюдения. Все наши замечания будут сделаны через прямую проекцию непосредственно в симуляторе. С эпигонами надо кончать.
Довольная улыбка появилась у него на лице.
— Я сейчас же возьмусь за это дело. Но есть и еще одна проблема. Мы должны лишиться Зай Нона.
— Кого?
— Зай Нона. «Типичного эмигранта» в нашем населении. Бирманец, единица № 3113. Полчаса назад Эштон сообщил нам, что он хотел покончить жизнь самоубийством.
— А известно почему?
— Если я правильно понял — по астрологическим соображениям. Необъяснимые метеорологические явления убедили его, что вскоре неизбежен Страшный Суд.
— Это легко исправить. Изменим его мотивацию. Сотрем у него тенденцию к самоубийству.
— Это не так просто. Он неистовствует на улицах, разглагольствует о метеорах, бурях и небесных огнях и уже собрал вокруг себя целую толпу. Эштон передал, что часть единиц начинает задавать себе вопросы.
— Это плохо.
Он пожал плечами.
— Если не произойдет ничего нового, спокойствие восстановится быстро, но если еще хоть раз произойдет что-либо подобное, кто знает, сколько единиц посходит с ума. Лучший выход сейчас — отключить Симулакрон-3 на пару-тройку дней, пока все не войдет в норму. Зай Нон должен исчезнуть. Его кликушество слишком опасно.
* * *После его ухода я сел за стол и взял карандаш. Машинально я нарисовал Ахилла и черепаху. Наконец, раздосадованный этой Непонятной загадкой, я отбросил карандаш в сторону. По словам Коллинзворта, этот рисунок иллюстрировал парадокс Зенона. Но я был уверен, что Фуллер хотел привлечь мое внимание не к этому парадоксу и не к положению о невозможности движения.
Несколько раз я повторил про себя: «Всякое движение есть иллюзия».
И внезапно я понял, что существует система отношений, в которой всякое движение является иллюзией: наш симулятор! Субъективные единицы думают, что они действуют в физическом мире. Но они же никуда не идут! Когда единица, как, например, Зай Нон, «идет» от одного дома к другому, единственное, что происходит в действительности, так это то, что симулэлектронные цепи «перекачивают», посредством сетки и трансдукторов, иллюзорный «опыт» в барабане памяти.
