Алексей Корепанов - Найти Эдем (Сборник)
И словно в ответ на эти мысли Грона, из-за поворота донеслись голоса. Голоса были мужскими, грубыми, разговаривали несколько человек, но слов нельзя было разобрать. Голоса прерывались смехом, и смех этот Грон не раз слышал раньше. Так смеялись, разъезжая по дорогам, только озерные метатели.
Если бы Грон был один, он попытался бы, подкравшись, дать волю мечу, но за его спиной, в комнате, оставалась Рения, и он просто не имел права рисковать. Отныне его жизнь принадлежала не только ему.
«Ее нельзя оставлять одну, — подумал Грон, отступая к двери. — Нужно ждать ночи, и только потом…» Он вспомнил о Вальнуре Рае — Вальнур был бы сейчас очень кстати. Но Вальнура занесло неизвестно в какие края, и лучшее, что можно было сделать — это запереться в комнате и дождаться ночи. И оставалась еще одна надежда: рано или поздно метатели должны покинуть замок и отправиться дальше, за вином Асканты.
Голоса метателей стихли в отдалении.
Он попятился к приоткрытой двери, бесшумно задвинул засов и обернулся. На кровати никого не было. Рения стояла у стола и застывшими глазами смотрела на Грона, держа в руке изящную крышку кувшина. Грон залюбовался ее высокой темной фигурой, словно сошедшей с гобеленов, но тут же обеспокоенно шагнул к ней.
— Зачем ты встала? Хочешь пить? Я принес бы тебе.
— Нет-нет… уже все… — прошептала девушка и, опустив голову, медленно пошла назад. Ее пустой бокал по-прежнему стоял на полу у резной ножки кровати, сделанной в виде звериной лапы, там, где Грон оставил его.
«Она никак не может прийти в себя, — с сочувствием подумал вольный боец, провожая ее взглядом. — Мерзавцы, вы ответите за это!»
Рения легла на бок, обхватив себя руками и согнув колени, словно ей было холодно. Грон рванул завязки плаща, укрыл ее, с нежностью и состраданием глядя на утомленное лицо девушки.
— Нам нужно дождаться ночи, — виновато сказал он, словно не метатели, а именно он заставил ее страдать. — Эти выродки заперли двери, но я постараюсь найти выход.
Рения на мгновение распахнула глаза, как-то странно взглянула на Грона, и тут же уткнулась лицом в подушку.
— Не бойся меня, — мягко сказал вольный боец и почувствовал вдруг непреодолимое желание высказаться, поведать о себе, Гронгарде, сыне Гронгарда Странника, о той, чье тело сгорело в погребальном огне, о своем пути за вином Асканты.
Он присел на край кровати у ног Рении, зажал меч коленями и положил ладони на рукоять. Вздохнул и начал медленно говорить, роняя в тишину слова, чувствуя, как вновь надвигается из прошлого и охватывает его пережитая боль, ставшая со временем глуше, тупее — но не проходящая, никогда не проходящая, потому что такая боль может исчезнуть только вместе с жизнью…
— Ее звали Инейя. Я увидел ее в Абулене, за рекой Розовых Птиц, в уютном тенистом дворике возле дома у пруда. Кто-то из окна позвал ее: «Инейя!» — и она вышла из-за деревьев, и я увидел ее. Инейя. Иней-я… Мы с отцом направлялись дальше, к кочевникам-луссиям, и только на день остановились в Абулене. Я увидел ее — и не поехал с отцом. Я, Гронгард, сын Гронгарда Странника, остался в Абулене, потому что увидел ее. Как только она вышла из-за деревьев, я понял: это идет навстречу моя судьба. Инейя. И-ней-я…
Он говорил и говорил, и снова погружался туда, в те невозвратимые времена, когда все вокруг было подобно огромным белым цветам, что раскрывают свои лепестки с появлением первых звезд и пахнут тонко и неповторимо. Рения, приподнявшись на локте, напряженно смотрела на него Грон чувствовал ее взгляд, — но когда он поворачивал к ней лицо, отводила глаза.
Такие длинные — и такие короткие дни. Нахлестывать коня, торопясь из Искалора в Абулену, подгонять паромщика на реке Розовых Птиц, ждать у пруда… И смотреть… И любоваться… И говорить…
Безумное время Черной Беды. Погребальный огонь. Долгие, долгие, долгие странствия, безнадежное серое небо над головой, равнодушное безотрадное небо с холодным солнцем — стертой монетой в чужой ладони. Другие города. Другие люди. Женщины. Но нигде, никто…
— Ты очень похожа на нее… Этого просто не может быть…
В черных глазах Рении застыли боль и отчаяние. Ее губы дрожали, словно девушка едва сдерживала рыдания.
«Хватит, — подумал Грон, до ломоты в скулах стискивая зубы. — Хватит скитаться по земле. Вернуться с вином Асканты и начать собирать надежных бойцов, чтобы эти мерзавцы не посмели больше никогда…»
— Успокойся, Рения, — мягко сказал он. — Я никому не позволю обижать тебя. Духи рассвета, как было бы хорошо, если бы люди никогда не обижали друг друга! Я отыщу вино Асканты, Рения, и постараюсь изменить этот мир, вот увидишь… Вопреки озерным метателям, вопреки кровавым кинжальщикам…
Глаза девушки расширились, и словно две маленькие Ночные Сестры мягко засветились в них.
— Вино Асканты?
— Да, Рения. Напиток счастья. Его хватит на всех, вино в чаше не убывает. Мне нужно опередить метателей, потому что у этих тварей свое представление о счастье. — Грон вздохнул. — Счастье озерных метателей это горе всех остальных…
Рения подалась к нему, словно собираясь что-то сказать, но вдруг закусила губу и с тихим стоном опустила голову на подушку. Грон обеспокоенно придвинулся к ней.
— Тебе плохо, Рения?
Девушка молча покачала головой и слезы потекли по ее щекам.
— Постарайся уснуть. Сон восстанавливает силы. А я посмотрю, где они, и попробую, если получится…
— Нет! Не надо! — Рения резко поднялась, вцепилась в его руку. — Не ходи, они убьют тебя!
Словно теплая волна обдала его тело, словно полуденный ветер дунул в лицо, словно разом поднялись над рассветной рекой звонкоголосые розовые птицы…
— Успокойся, Рения. — Голос Грона чуть дрогнул. — Я буду рядом с тобой, я никуда не уйду. Успокойся, усни. Выпей вина, вино поможет…
— Вина? Ты советуешь мне выпить вина?
На щеках девушки проступили красные пятна, в глазах вновь заблестели слезы. Грон с тревогой смотрел на нее.
— Да, я выпью вина!
Она отшвырнула плащ, соскользнула с кровати, быстрым движением подхватила с пола пустой бокал и бросилась к столу. Грон, опомнившись, обеспокоенно направился следом за ней. Рения подняла кувшин и вдруг выпустила его из рук. Кувшин с глухим стуком упал на пол и раскололся, истекая вином. Покатилась, тонко позванивая, изящная крышка и стихла, наткнувшись на стену. Девушка рухнула на скамью, закрыла лицо ладонями и зарыдала.
«Духи рассвета! — в смятении подумал Грон, склоняясь над ней и осторожно касаясь пальцами ее струящихся на пол черных волос. — Ей нужно обязательно уснуть, она же совершенно измучена!»
