Эллис Питерс - Выкуп за мертвеца (Хроники брата Кадфаэля - 9)
- А как старика переносят соседи? - сочувственно поинтересовался Кадфаэль.
- С христианским терпением! Сейчас брату Маврикию кажется, что все поголовно замышляют против него недоброе. Он прямо так и говорит. Кроме того, он отчетливо помнит и все прошлое зло, имевшее к нему отношение.
Кадфаэль вошел вместе с Эдмундом в большую комнату, в которой ничего не было, кроме нескольких кроватей. Отсюда было близко до внутренней церкви, где немощные монахи могли послушать службу. Те, кто мог подняться, днем сидели у большого очага, грея свои старые кости и судача в ожидании очередной трапезы или церковной службы. Большинство находившихся здесь были в преклонных летах, но один лишь брат Рис был прикован к постели. Целое поколение братьев, принятых в аббатство, когда оно только обосновывалось, состарилось и уступало место молодым, которых прибавлялось теперь лишь по одному.
"Никогда больше целая глава истории аббатства не уйдет в прошлое вот так, - подумал Кадфаэль, глядя на старцев. - Скоро они станут уходить один за другим, с отрешенным достоинством лежа на смертном одре. Четверо или пятеро этих стариков уйдут, наверное, почти одновременно и, безразличные к миру, оставят своих братьев, что усердно ходят за ними". Брат Маврикий сидел у очага. Это был высокий худой старик с аристократической внешностью. На его бледном удлиненном лице застыло брюзгливое выражение. Он происходил из знатной семьи, а в аббатство поступил еще в юности. В лазарет его отправили года два тому назад, когда после какой-то пустячной размолвки он вызвал на дуэль приора Роберта. В минуты просветления брат Маврикий был добрым, уживчивым и любезным, но стоило задеть его фамильную гордость, и он становился непримиримым врагом. В своем преклонном возрасте он помнил все нанесенные его роду обиды и все судебные процессы против его семьи, даже если они имели место еще до его рождения. Он без конца пережевывал все случаи, когда его род был каким-либо образом ущемлен.
Возможно, и не стоило спрашивать у Маврикия, как дела, но этот высокомерный старик не потерпел бы нарушения этикета. Задрав ястребиный нос, он поджал синеватые губы:
- Куда уж лучше! Дела как сажа бела, если только правда то, что я услышал! Говорят, Жильбер Прескот жив и скоро вернется. Это так?
- Да, - ответил Кадфаэль. - Овейн Гуинеддский согласился обменять его на валлийца, захваченного в Долгом Лесу. Но отчего это тебе плохо из-за добрых вестей об истинном христианине?
- Я думал, божественное правосудие свершилось, - надменно произнес Маврикий. - Но сколько веревочке ни виться... Жаль, что оно вновь отвернулось от преступника! - Серые глаза старика блеснули стальным блеском.
- Лучше предоставь божественному правосудию самому заниматься своими делами, - мягко успокоил его Кадфаэль, - ибо оно не нуждается в нашей помощи. А я спросил, друг мой, как твои дела, так что не отвлекай меня от этой темы. Как. твоя грудь в такую стужу? Не принести ли горячего питья, чтобы ты согрелся?
Старика легко было отвлечь, так как, хотя он не любил жаловаться на здоровье, ему льстило внимание и он просто обожал, когда к нему относились со всем почтением. Оставив его в благодушном настроении, Кадфаэль и Эдмунд вышли на крыльцо.
- Я знал, что у него бывают причуды, - задумчиво сказал Кадфаэль, когда дверь за ними затворилась, - но не думал, что у него зуб на семью Прескотов. Что он имеет против шерифа?
Пожав плечами, Эдмунд вздохнул:
- Это давняя история, Маврикий тогда еще лежал в колыбели. Была долгая тяжба по поводу какого-то клочка земли, и в конце концов ее выиграли Прескоты. Насколько мне известно, суд решил дело справедливо. Отец Жильбера был тогда совсем еще молодым, а Маврикий только что родился! Однако теперь бедный старик вообразил, что его семье нанесли смертельное оскорбление. И ведь это всего один случай из доброй дюжины, которые Маврикий держит в уме, жаждая крови. Поверишь ли, он шерифа и в глаза-то никогда не видел! Ну разве можно ненавидеть человека, с которым ты и словом не перемолвился, причем только за то, что его дед когда-то выиграл у твоего отца тяжбу? Как это можно на старости лет помнить одно лишь зло?
Трудный вопрос. Однако случалось и наоборот - помнили только добро, а зло забывали.
"Как странно, - подумал Кадфаэль, - что одному человеку суждена благодать, а другому - тяжкое проклятие. Наверное, каким-либо образом равновесие должно восстанавливаться".
- Я знаю, не все любят Прескота, - печально заметил Кадфаэль. - Хорошие люди тоже наживают заклятых врагов. Прескот толковал закон не всегда милосердно, хотя никогда не был жестоким или продажным.
- Тут есть один человек, у которого куда больше, чем у Маврикия, оснований затаить зло на Прескота, - сказал Эдмунд. - Думаю, ты не хуже меня знаешь историю Аниона. Он на костылях, ты видел его перед отъездом в Уэльс. Сейчас он уже поправляется. Когда не холодно, мы позволяем ему погулять, но вообще-то он еще соблюдает постельный режим. Он молчалив, но ты валлиец, и тебе известно, как хорошо валлийцы умеют хранить тайну. Поди-ка разбери этого Аниона, ведь он наполовину валлиец, наполовину англичанин.
- Да, это непросто, - согласился Кадфаэль. - Вероятно, не нужно забывать, что и те и другие - люди.
Он знал Аниона, но не особенно близко, так как тот был из мирян и ходил за скотом на одной из ферм, принадлежащих аббатству. Поздней осенью его привезли в лазарет со сломанной ногой, которая медленно заживала. Его хорошо знали в Шрусбери, так как он являлся плодом кратковременного союза между валлийским торговцем шерстью и местной английской служанкой. Как многие ему подобные, Анион общался со своей валлийской родней, жившей по ту сторону границы. В Уэльсе у его отца была законная жена и сын, который был чуть младше Аниона.
- Да, теперь я вспомнил, - сказал Кадфаэль. - Два молодых парня приехали из Уэльса продавать овечью шерсть. Они напились вдрызг и затеяли потасовку, и один из стражников на мосту был убит. Прескот повесил за это обоих валлийцев. Тогда ходили слухи, что у одного из них имеется единокровный брат в Англии, по эту сторону границы.
- Гриффри ап Гриффри - вот как звали этого молодца. Анион был с ним дружен. Когда случилась беда, Анион пас овец на севере, иначе брат переночевал бы у него и несчастья бы не случилось. Анион хороший работник и честный человек, но он угрюм и молчалив и никогда не забывает ни добро, ни зло.
Кадфаэль вздохнул, так как в свое время повидал немало достойных людей, которые погибли из-за взаимной вражды. Кровная месть была священным долгом в Уэльсе.
- Ну что же, остается надеяться, что английская кровь одержит в Анионе верх над воспоминаниями. С тех пор прошло целых два года. Нельзя помнить зло вечно.
