Феликс Дымов - Санаторий
— Вот что такое социальная психология, — сказал Фарбер, проезжая мимо своего пятого этажа. — Мистер Игор, представьте себе два совершенно идентичных лифта. Наш, — он погладил стенку, — и соседний. Вся разница между ними только в одном: здесь непристойность на стенке намалевана, а в соседнем кто-то скромно нацарапал: “Все фальшь”. Какой же, спрашивается, ответ? Тот лифт отключили, чтоб не смущать детей. — Фарбер рассмеялся.
Наконец он заметил, что едет не туда. Варгин любезно препроводил Фарбера в его номер. Они жарко распрощались. Фермер выразил желание отдохнуть, а после пусть мистер Игор приходит и они отправятся кое-куда. Вернувшись в номер, землянин решил сразу позвонить сестре погибшего. Он достал бумажку с телефоном и набрал номер:
— Алло, могу ли я поговорить с Кэтрин Гвалта?
— Да, я у телефона.
“Ну и голосок, — подумал Варгин, — как у скрипучей двери”.
— Добрый вечер.
— Вечер добрый, — в голосе явно прослеживались деловые нотки. — С кем имею честь?
— Моя фамилия Варгин. Я с Земли, — он на ходу выбирал линию дальнейшего поведения.
— Ну и… — голос стал еще суше.
— Я бы хотел поговорить с вами о вашем брате. Если это удобно, конечно, — заискивающим тоном сказал Варгин.
— Да, но он…
— Мои соболезнования.
— Спасибо. Собственно, я мало что о нем знаю. Последние годы мы редко виделись.
— Все же, если можно.
— Ладно, но не представляю, где бы мы могли встретиться. У вас есть предложения? У меня дома неудобно, — кокетливо сдавались на том конце провода.
“Чертова кукла”, — подумал Варгин и сказал:
— Великолепный вечер. Мы могли бы просто погулять. Может быть, встретимся… — взгляд его упал на рекламные проспекты, лежащие на столике, — на площади городской ратуши? У фонтана.
— Погулять? — разочарованно переспросила Кэтрин Гвалта.
Варгин, затаив дыхание, промолчал. На том конце провода явно шла напряженная работа, и ему важно было не перегнуть…
— Хорошо. Ровно в семь.
— Спасибо, — едва успел поблагодарить Варгин.
Он раскрыл карту города, купленную на вокзале.
К счастью, площадь ратуши оказалась почти рядом с гостиницей.
Только выйдя на улицу, Варгин почувствовал, как было жарко и душно в гостинице. Вечер был действительно хорош. Конец бабьего лета. Листья находились в самом начале своего пути с веток на землю. Природа способствует, подумал Варгин и тут же расстроился, вспомнив скрипучий голос Кэтрин Гвалта. Отдыхающих на улице стало больше. Появилось много частных автомобилей. Варгин пытался разглядеть лица прохожих. Они были все как-то сосредоточены. По сторонам почти не глазели. На площади городской ратуши в самом деле бил фонтан. Варгин посмотрел на часы. Оставалось еще десять минут. Он подошел к киоску и купил “Вечерний Санаториум”. Просмотрев на всякий случай рубрику “Происшествия” и убедившись, что там ничего нет интересного, Варгин сложил газету вчетверо и сел, подложив ее на гранитный бордюр фонтана. “Зажглись первые звезды чужого неба”, — вспомнил он цитату из одного пошлого романа.
В четверть восьмого на площади появилась молодая женщина весьма соблазнительной наружности. Она быстро пересекла площадь, не обращая внимания на многозначительные взгляды группы молодых шалопаев, и подошла к Варгину.
— Добрый вечер. Я Кэтрин Гвалта. У меня очень мало времени.
На голове у нее была черная траурная накидка.
— Добрый, еще раз, — ответил удивленный Варгин.
— Давайте уйдем отсюда. Здесь полно знакомых.
Они прошли совсем немного и очутились в темном скверике.
— Я вас слушаю, мистер…
— Варгин, — напомнил он. — Дело в том, что я в некотором смысле коллега вашего брата…
— Вы тоже работаете в прачечной? — спросила она.
— Нет. Я имею в виду то, чем занимался ваш брат раньше — математическую экономику. Я читал его работы. Почему он переменил род занятий?
— Не знаю, по-моему, его уволили. О, в этом нет ничего удивительного, у него был ужасный характер, — ответила Кэтрин и спохватилась: — Ах, что я говорю. Он был удивительный человек. Правда, я его очень плохо знала. Ведь он был намного старше меня. Жили порознь, встречались редко и никогда не понимали друг друга.
— Как вы узнали о случившемся?
— Мне позвонили, — она задумалась. — Да, именно позвонили и спросили, не появлялся ли у меня Ремо.
— Когда это было?
— Пятого сентября, — уверенно ответила Кэтрин.
— Извините, я вас перебил. Вам позвонили второй раз?
— Да, откуда вы знаете?
— Догадался, — ответил Варгин.
— Мне позвонили на следующий день и сообщили, что он погиб.
— Кто звонил?
— Капитан городской ячейки УНП.
— Чего, чего? — не скрывая удивления, спросил Варгин.
— Унии Нетривиального Прогресса.
— Бред какой-то, — вырвалось у Варгина.
Кэтрин резко встала и ледяным тоном сказала:
— Я прошу избавить меня от ваших выпадов. Я, как член Унии, предлагаю вам впредь… — ее буквально трясло, — …не употреблять. Мало того, что я пришла на встречу с землянином. Только по просьбе капитана, он просил…
— Как по просьбе? Вы сообщили о нашей встрече?
— Конечно, — уже совершенно успокоившись, говорила Кэтрин, — меня специально предупредили на этот счет.
“Сестричку второй раз вытягивать будет накладно”, — подумал Варгин и сказал:
— Прошу меня простить, если я невольно задел ваши чувства. Это от неожиданности, я же на Санатории в первый раз.
— В первый раз? — Она снисходительно посмотрела на Варгина. — Так вы совсем отстали от жизни. Вы же ничего не знаете. Для начала вам нужно посетить наш музей, театр, сходить на открытое собрание, — в ней проснулся учитель гимназии. — Почитайте на худой конец нашу периодику.
— Спасибо за дельный совет. Я обязательно займусь этим, — Варгин помахал “Вечерним Санаториумом”. — Кстати, у кого могут быть бумаги Ремо?
— Понятия не имею.
— Ну, были же у него друзья…
— Наверно, но я ничего о них не знаю. Вы извините, уже темно, а я ужасно боюсь темноты.
— О, я вас провожу.
— Не сочтите за труд.
Пока они ехали в такси, Варгин пытался расшевелить ее память. Спрашивал о детстве, о родственниках. Поговорили о гимназии, о воспитании подрастающего поколения в духе “непринужденности и непредвзятости”. Но она так ничего и не вспомнила о своем брате и его друзьях. Эта совершенная непредвзятость к своему брату страшно разозлила Варгина. Особенно его раздражало то, что все это развивалось на фоне ее неоспоримых женских достоинств.
