Север Гансовский - Чужая планета
Алексей вошел в кабину. Пока он падал в глубину, в уме у него все время стучало, что их теперь оказалось тут трое: Борис, Кирилл и он сам. Да еще к ним наверняка присоединятся айтс-Летчик и такие жители, как Суезуп, например.
Затем ему пришло в голову, что он, в сущности, еще очень плохо знает «верхних». Только увидел, какие они из себя и как вообще выглядит Город. Но ему неизвестно даже, представляют ли они собой единое общество или разделены на враждующие классы. По-настоящему обнадеживали только та запальчивость и злоба, с которой они говорили о жителях. Запальчивость показывала, что они, в конечном счете, все-таки слабы.
Он пошел спускающимся коридором и на первом же повороте остановился, замерев.
Темная фигура отделилась от стены навстречу ему.
Толфорза!
У него отлегло от сердца. Он заметил, что маленькая женщина вся дрожит.
— Что с тобой?
Она зябко поежилась.
— Ничего… Я ждала. Этой ночью будут большие обыски. Нужно уйти, потому что тебя ищут.
Опять идти! А он уже предвкушал, как растянется на своем привычном жестком ложе.
— Ты пойдешь с отрядом наших. Мы уже обошли все Углубление. Ждут только тебя.
Алексею захотелось поделиться с ней своим удивительным открытием.
— Знаешь, я видел ракету. Корабль, на котором мы прилетели. Помнишь, я тебе говорил?.. Значит, мои товарищи тоже здесь.
Она кивнула.
— Пойдем.
В отдаленной галерее около десятка жителей поднялись с полу при его появлении. Таких он еще и не видел. Крепкие, рослые — некоторые с него, а двое даже выше. Его похлопали по плечу, осветили белозубыми улыбками. С Тнавресом и Толфорзой они разговаривали на незнакомом Алексею языке.
Тнаврес объяснил, что они пойдут к океану.
Опять они выбрались через лаз под стеной. Дул ветер и нес облака пыли.
Наверху, на стене, гиганты вертели прожектором. Длинная светящаяся полоса выхватывала из мрака ложбинки и холмики пустыни, поросшие редкой травой.
Толфорза шагнула к Алексею, несмело протянула руку и погладила его светлые волосы.
— Пусть тебе будет хорошо в дороге.
И сразу змейкой скользнула назад.
Алексею вручили тяжелый мешок. Он подумал, забрасывая его за спину, что здесь, наверное, запас пищи.
Один из молодых жителей что-то крикнул под завывание ветра. Отряд двинулся.
Космонавт оглянулся. Луч света упал на неподвижно стоявшую Толфорзу. Она не шевельнулась. Ее маленькая точеная фигурка показалась Алексею такой удивительно прекрасной, что ему даже на миг сделалось больно. Черт, неужели и ее ждет повозка, забирающая тех, кто лишен права на жизнь?
Но думать об этом уже было некогда. Отряд пошел цепочкой, — Алексей в середине. Жители шагали уверенно и быстро, как идут к большой цели.
Ну что ж, к океану так к океану! Алексей почувствовал прилив сил. С такими парнями можно горы свернуть. Не означает ли этот поход начало конца для злобных «верхних»?
IV
Лишь на пятый день пути, когда отряд оставил между собой и Городом около трехсот километров, Алексей начал втягиваться в бешеный темп движения. Особенно трудным для него оказалось приноровиться к походке своих товарищей. Если он шел, то отставал, если пускался бегом — на время перегонял всех. А жители и не шли, и не бежали. Это было нечто среднее — аллюр, который по земным понятиям Алексей назвал бы тропотой. Полушаг-полубег.
Поначалу спасала только гордость: неужели он, представитель Земли, не выдержит?!
На привалах он валился замертво и, лишь отдышавшись, усилием воли заставлял себя съесть кусок сушеного мяса или горсть маленьких сухих шариков, которые распределял между членами отряда их руководитель, по имени Икирф. Алексей подозревал, что это яички каких-то насекомых вроде муравьев. Сытными-то они, во всяком случае, были.
В первые дни несколько раз он доходил до отчаяния. Что, если как-нибудь объяснить им, чтобы его просто оставили здесь, в пустыне? Отряд-то, в конце концов, ничего не потеряет. Алексей даже начал искать себе извинения: может быть, тут и воздух не совсем такой, как на Земле. Возможно, и сила тяжести побольше.
Сколько мог, он все же старался не показывать свою усталость.
Затем однажды под утро он проснулся и с удивлением ощутил в себе интерес к окружающему.
Все тело ныло, особенно мышцы спины и ног, но это было как после побежденной уже болезни.
Хотелось двигаться. Алексей приподнялся на локтях, чувствуя, что свежий ветерок обмахивает плечи.
«Черт, совсем уж они меня задавили, эти айтсы. В конце концов, здесь новый огромный мир и жизнь, которая даже лишь в силу того, что она жизнь, не может не быть волнующей и в большинстве своих проявлений прекрасной. Что же я, собственно, так приуныл?»
Его товарищи спали тут же, на маленьком островке шершавой травы, — на таком расстоянии от Города на ночь уже не выставляли часового.
В этой небольшой группе жителей были, казалось, представлены разные племена и даже расы. Люди различались цветом кожи, строением лица.
И даже разговаривали они, как понял космонавт, на двух или трех разных наречиях.
Алексею пришло в голову, что, возможно, жизнь на планете вовсе и не ограничена Городом и Углублением. Просто айтсам было выгодно вселить такое убеждение в сознание маленьких жителей.
На самом-то деле было весьма вероятным, что где-то за бесплодными песками лежат цветущие страны, что в океане есть большие населенные острова и, может быть, даже целые материки…
Он поднял голову, посмотрел вверх и вскочил.
Небо! Первый раз он видит здесь ночное небо!
Звездный купол, мерцая бесчисленными соцветиями далеких светил, раскинулся над ним. Вдруг задрожав от радости и волнения, Алексей угадывал знакомые. Вот, прямо над головой, Скульптор и вытянутая Южная Рыба; вот к северу над горизонтом Пегас. Бархатный, одновременно темный и блещущий, полог неба был едва ли не таким же, каким виделся бы с Земли: только чуть больше в стороны раздвинулись голова и хвост Рыбы. Но так и должно было получиться, поскольку слишком ничтожными для безмерности Вселенной были те пять — шесть парсек, те двенадцать — пятнадцать световых лет, что отделяли сейчас Алексея от Солнечной системы.
Сердце забилось у него при мысли о том, что где-то среди этих мириад сверкающих точек звездочкой третьей или четвертой величины плывет Солнце. Но что-то подсказывало ему, что скорее в весеннем, а не в летнем небе планеты ему надо будет искать потом родное светило.
И все-таки это было счастьем — увидеть знакомые звезды, постоять у того же самого небесного океана, хотя и на другом берегу. Он подумал о том, как много глаз с Земли, с этой же планеты, с других бессчетных и, наверное, по-своему прекрасных миров могли в этот же миг вглядываться в темную, гипнотизирующую, чарующую бездну…
