Роберт Шекли - Кн. 3. Координаты чудес. Цивилизация статуса. Хождение Джоэниса
— Случайно? — быстро переспросил он.
— Ясно как день, — подтвердил я. — Но это еще не все. Возьмите, например, одну изолированную тенденцию. Что произойдет, если вы доведете эту тенденцию до предела?
— Не имею ни малейшего понятия, — сказал старик. — Недостаточно подготовлен для такого рода дискуссий.
— Да просто-напросто тенденция превратится в свою противоположность.
— Неужели? — ошарашенно произнес он.
— Безусловно, заверил я его. Я получил бесспорные доказательства в своей лаборатории, но демонстрация будет скучновата.
— Нет, пожалуйста, мне достаточно вашего слова, — уклонился он. И кроме всего, мы же доверяем друг другу.
Доверие это все равно что контракт, но звучит благороднее.
— Единство противоречий, бормотал он. Детерминизм. Тенденции превращаются в свою противоположность. Все это так запутанно.
— И эстетично в той же мере, — возразил я. — Однако я еще не закончил насчет предельных превращений.
— Продолжайте, будьте добры! — попросил он.
— Спасибо. Так вот есть еще энтропия. Это означает, что количество движения сохраняется, если нет внешних воздействий (хотя иногда в моих опытах и при наличии внешних воздействий). Итак, энтропия ведет вещество к своей противоположности. А если одна вещь движется к противоположности, тогда, значит, и все движется к противоположности, поскольку наука требует этого. Такая вот картина. Все противоположности превращаются в свои противоположности, как безумные, и становятся своими противоположностями. И точно так же на более высоком и на высшем уровне организации. Чем дальше, тем больше! Так, да?
— Кажется, так, — согласился он.
— Прекрасно! А теперь возникает вопрос: все ли это? Кончается ли на этом наш футбол? Нет, сэр, вот что самое замечательное! Эти противоположности, которые прыгают туда-сюда, как дрессированные тюлени в цирке, на самом деле — лишь отражение действительности. Потому что… — (здесь я сделал паузу и произнес самым внушительным тоном) — потому что есть скрытая мудрость, которая видна за иллюзорными свойствами реальных вещей. Она просвечивает в более глубоких деяниях Вселенной, в ее великой и величественной гармонии.
— Как может быть вещь одновременно реальной и иллюзорной? — спросил он быстро.
— Не мне отвечать на такие вопросы, — сказал я, — Я только скромный научный работник и вижу лишь то, что вижу. И действую соответственно. Но, может быть, за всем этим кроется нравственный смысл?
Старец задумался. Я видел, как он борется с собой. Конечно, он мог мне указать на несоответствия не хуже всякого другого, и все мои рассуждения рассыпались бы в прах. Но, как и все эти очкарики яйцеголовые, он сам увлекся противоречиями и склонен был включить их в свою систему. Здравый смысл подсказывал ему, что в природе просто не может быть таких выкрутасов, но интеллект нашептывал, что, может быть, вещи только кажутся такими сложными, а на самом деле за всем этим кроется простой и прекрасный единый принцип, а если не принцип, то хотя бы мораль. Короче, я подцепил его на крючок, помянув о нравственности. Старый хрен помешался на этике, он был прямо-таки начинен этикой, впору хоть величай его «мистер Этика». А я случайно подкинул ему идею, что вся эта кровавая Вселенная, все ее постулаты и противоречия, законы и беззакония воплощение высоких нравственных принципов, Пожалуй, все это глубже, чем я думал, сказал он, немного помолчав. Я собирался наставлять мой народ только по этике, нацелить его на высшие нравственные проблемы вроде: «Как и зачем должен жить человек?», а не «Из чего состоит живая материя?» Я хотел, чтобы люди изведали глубины радости, страха, жалости, надежды, отчаяния, а не превращались в ученых крыс которые изучают звезды и радуги, а потом создают величественные, но ни на что не годные гипотезы. Я кое-что знаю о Вселенной и до сих пор считал все эти знания необязательными, но вы меня поправили.
— Ну-ну, сказал я. — Мне не хотелось доставлять вам хлопоты.
Старик улыбнулся.
— Этими хлопотами вы избавили меня от гораздо больших хлопот. Для меня важна свобода воли. Мои создания будут вольны радоваться и печалиться. Я мог бы создать их в точности по своему образу и подобию, но я не хочу населять мир копиями самого себя. И они получат эту блестящую бесполезную игрушку, которую вы называете наукой, будут носиться с ней и превращать в божество всякие физические противоречия и звездные абстракции, Они будут рваться к познанию вещей и забудут о познании собственного сердца. Вы предупредили меня, и я вам за это признателен.
Я вздохнул с облегчением. Откровенно говоря, он заставил меня понервничать. Я сразу смекнул, что он ноль без полочки, и знакомств в высших сферах у него нет, но держался он как аристократ. Все время я чувствовал, что, сказав лишь несколько слов, он может доставить мне немалое беспокойство, как бы воткнув в мозг ядовитое жало. И это тревожило меня.
Да, сэр, и вот этот старый шут, должно быть, прочел мои мысли. Ибо он сказал:
— Не бойтесь! Я принимаю без переделок этот мир, который вы построили для меня. Он хорошо послужит мне таким, какой он есть. Что же касается дефектов и пробелов, я тоже их принимаю с благодарностью и оплачу их.
— Как? — спросил я. — Как вы будете платить за пробелы и дефекты?
— Я принимаю их без возражений, — величественно сказал он, и ухожу от вас прочь, чтобы заняться своими делами и делами своего народа.
И старый джентльмен удалился, не добавив ни единого слова.
К чему я про все это? Я неплохо заработал на том мире. И даже если бы пришлось кое-что подправить, я не стал бы шуметь. Дело есть дело. Вы заключаете контракт, чтобы получить прибыль. И вам невыгодно слишком много переделывать задним числом.
Но я хотел бы сделать вывод из всей этой истории, а вы, мальчики, слушайте внимательно. У науки полным-полно законов — это я их изобрел. Почему я их изобрел? Потому что физические законы помогают умному механику так же, как юридические законы помогают адвокату. Правила, доктрины, аксиомы, законы и принципы науки служат для того, чтобы помогать, а не мешать вам. Они должны оправдывать наши действия. Большей частью они более или менее справедливы, и это помогает.
Но помните всегда: законы помогают объясняться с заказчиками после того, как работа выполнена, а не перед этим. У вас есть проект, и вы его исполняете, как вам выгоднее, а затем подгоняете факты к итогам, а не наоборот.
Не забывайте, что науки созданы, как словесный барьер против людей, задающих вопросы. Но они не должны быть использованы против вас. Наша работа необъяснима. Мы просто делаем ее — иногда выходит хорошо, а иногда плохо.
