Генрих Эрлих - Загадка Николы Тесла
«Понимаю ваш интерес, Питер, и непременно рассказал бы обо всем при встрече. Но мне известен лишь конец истории, по сути дела, ничего, так что я вполне могу уложить это в несколько строк письма. Документы находились в шкатулке. Шкатулка находилась в моем доме, вернее, в доме моих родителей. И находилась там всегда, на памяти моего отца. Его отец, мой дед, всегда с большим почтением относился к шкатулке, лично протирал ее тряпочкой от пыли, но никогда не открывал ее. Возможно, у него был ключ, но мне об этом неизвестно. Меня всегда интересовала эта шкатулка, собственно, мне нравилась сама шкатулка, и я знал, подо что ее приспособить. Полгода назад я взял пилку для ногтей и открыл шкатулку. В ней были документы. Я подумал, что документы имеют отношение к нашей семье, и просмотрел их. Я краем уха слышал о Николе Тесле и сразу сообразил, что его автографы могут представлять определенную ценность. Остальное вы знаете».
«А ваш отец (нельзя, остановил себя Саров, вдруг отец умер, неудобно получится. Стер.). А вы не знаете, случайно, как шкатулка попала к вашему деду. Возможно, на этот счет имеются какие-то семейные предания?»
«К сожалению, мне известна лишь последняя часть истории».
«Ваша семья жила в Нью-Йорке?»
«Насколько мне известно, нет. Но мы довольно часто переезжали, поэтому точно сказать невозможно. Можно придумать множество историй о том, как шкатулка попала в наш дом, но все это будут придуманные истории. В этой истории есть конец, но нет начала».
«Начало известно. Вы сказали, что на одном из документов имеется дата — 5 января 1943 года. Это всего лишь дата. Что произошло в тот день, мы никогда не узнаем».
«Вы в этом уверены?»
Саров сидел и ждал ответа. И незаметно для себя задремал. Ему не впервой, было засыпать в кресле перед компьютером. Он даже научился отлично высыпаться при этом. Вот только шея затекала, да сны беспокоили.
Глава 6
Последний день
Белоснежная голубка со светло-серыми пятнышками на крыльях, сделав круг над крышей гостиницы «Нью-Йоркер», плавно опустилась на парапет, шедший вдоль окон четвертого этажа, и, наклонив голову, заглянула внутрь. Сквозь неплотно задвинутые шторы она увидела спальню с разобранной постелью. У зеркала, вполоборота к окну, стоял очень высокий и чрезвычайно худой мужчина и повязывал галстук в красную и черную полоску. Он был очень стар, этот мужчина, но движения его длинных пальцев были точны и уверенны.
Голубка заворковала, пытаясь привлечь внимание мужчины, но он ее не услышал. Тогда она расправила крылья и стала бить ими в стекло. Мужчина обернулся, всплеснул руками и устремился к окну шаткой журавлиной походкой.
— Вот ты и вернулась, любовь моя, — сказал он, распахивая окно.
Он взял голубку на руки, нежно прижал ее к груди и перешел в другую комнату.
— Ты перепутала окно, небесное создание, — сказал он, — видишь, вот это окно всегда открыто в ожидании тебя, в любое время дня и ночи, зимой и летом.
А вот насыпан корм для тебя и налита свежая вода.
Он опустил голубку на резной дубовый стол, на котором стояли несколько блюдец с пшеном и ячменем и плошка с водой. Вся поверхность стола и дверцы стоявшего рядом буфета были заляпаны птичьим пометом.
— Сюда повадились прилетать твои братья и сестры, — пояснил мужчина, — некоторые из них даже живут у меня по нескольку дней в холодную погоду. Смотри, какие я сделал для них постели, — он показал на ряд плетеных корзин, низ которых был выстлан тряпками. — Я их не гоню, и все время подсыпаю им корм. Люблю я ваше племя! Вы лучше людей, вы ближе к природе, к Богу. Вы — мои единственные друзья, а ты — моя единственная любовь. Но что же ты ничего не ешь? Или тебе не по вкусу мое скромное угощение? А хочешь бисквита, сладкого, нежного бисквита? Я сейчас распоряжусь!
Он сделал резкое движение, потянувшись к телефону. Ноги его подломились, он едва сумел сделать шаг в сторону и рухнул в кресло. Голубка переступила лапками и внимательно воззрилась на мужчину круглыми серыми, под стать пятнышкам на крыльях, глазками.
— Видишь, какой я стал слабый, — извиняющимся голосом сказал мужчина, — никогда не думал, что мой срок придет так рано. Мне казалось, что я всегда буду нужен людям, не сам я, конечно, а мои идеи, открытия, изобретения, которые делают жизнь людей более приятной, удобной, свободной, насыщенной. И благодарность людей, их любовь и восхищение моими деяниями будет столь же вечно питать мою жизненную силу. Ан нет! Люди забыли меня при жизни, а те, кто еще помнят, хотят от меня только одного — все новых, более мощных и убийственных средств разрушения. Зачем мне жить? Полгода назад я расстался с людьми. Я отдал им свою последнюю разработку, итог пятидесяти лет работы Временной декодер, всего-навсего! А они чуть не рассмеялись мне в лицо, а за спиной крутили пальцами у виска Я ушел, ушел от них. И теперь собираюсь продолжить свой путь. Но я где-то ошибся в расчетах. Мне осталось одно дело, возможно, самое важное дело этого цикла моей жизни, а у меня недостает на него сил. Я мог бы сделать его раньше, но оно не таково, чтобы делать его загодя, без сигнала. Я ждал сигнала, а силы мои таяли, в результате мы имеем то, что имеем. Такие вот дела. Ты улыбаешься?!
Голубка действительно улыбалась, ее глаза смотрели ласково и нежно. Вдруг из них полился свет. Мужчина был волшебником света, именно он дал людям свет, который заливал теперь города по всей земле, но никогда в своих экспериментах он не получал такого сильного, яркого и ослепительного света. И с этим светом в его тело вливались силы и бодрость.
Но вот свет погас. Угасла и голубка. Она лежала на боку, не сводя глаз с мужчины. Он легко поднялся с кресла, подошел к столу, погладил остывающее тельце, нежно провел пальцами по голове, закрывая глаза, как человеку.
— Мы расстаемся ненадолго, — сказал он и продолжил раздумчиво: — Ты ждал сигнала, ты его получил. Вместе с энергией, которой должно хватить на выполнение последнего дела. Так не будем медлить! — Голос его окреп и зазвенел. — Завтра сочельник, наш добрый православный сочельник. Лучшего времени для ухода не найти! Я еще успею к праздничному столу у именинника!
* * *Дороти постучала в дверь номера.
— Это Дороти, горничная, мистер Тесла. Время уборки, — крикнула она.
Стук без крика не имел действия. Крик без стука вызывал неудовольствие. Постоялец был строптив и своенравен, все его боялись как огня, даже важный метрдотель. Сколько раз ему приходилось полностью менять сервировку стола из-за маленького пятнышка на скатерти или севшей мухи! А стол-то отдельный, никто не смел за него садиться. Постоялец уже года три не спускался в ресторан, но стол для него всегда держали наготове, как и горячее молоко — единственную еду и питье, которые он употреблял. Все боялись старика, кроме Дороти. Наверно, потому, что ее дед был точно таким же — строптивым, своенравным, придирчивым, капризным, крикливым, но при этом очень добрым. Вот и у мистера Теслы уже лежит наготове квотер для нее, а если она вдруг вызовет ненароком его неудовольствие и он сорвется в крик, то она получит все два.
