Герберт Франке - Клетка для орхидей
«Что произойдет, если она сама себе задает программу?»
У Рене было особое отношение к машинам. Он понимал их, как другие понимают музыкальные пьесы, хорошо разбирался в сцеплениях шестеренок, во взаимодействии элементов управления, в напряженности материалов, воздуха и вакуума, а там, где кончалось понимание, начиналась его убежденность в осмысленности тысячи разнообразных движений и импульсов, в действии и противодействии, в их круговороте, в токах, вибрации и конечном результате. Самопрограммирующаяся машина являлась для него символом функционального, осмысленного, очищенного от постороннего вмешательства — искусством для искусства в его высшей, непревзойденной стадии. Так неужели эти приборы?.. Нет, он не согласен с Алом. Пусть они — продукт поразительного технического уровня, но это не машины, сами задающие себе программу. Причина? Они бездействуют! Он не отметил в них никакого движения, не ощутил тех особых флюидов, которые всегда исходят от проводов под током, от пульсирующих электронов и колеблющихся полей…
— Своей болтовней ты вгоняешь меня в безысходную тоску, — произнес Дон. — Скажи прямо, чего ты хочешь? Боишься, что на нас нападут?
Ал хотел ответить. Посмотрел на Дона, на Катю, на Рене. Они его не поняли. И он промолчал.
— Но ведь только в этом и дело, — настаивал Дон. — Давайте рассуждать реально! Мы не можем себе позволить погибнуть еще раз. Джек наверняка уже здесь. У него фора в три дня. Если он до цели пока не добрался — наше счастье. Самая большая опасность — это Джек. А теперь выскажись ты, Ал. Чем объяснить это колдовство?
— Я полагаю, что старый город со всеми его строениями, фигурами и представлениями — это аттракцион. Скорее всего на стене есть и другие смотровые площадки, откуда можно наблюдать похожие действа. А на самом деле здесь, в центре города, установлены машины, которые эти «декорации» и производят, и, кроме того, выполняют совершенно иного типа задачи, а именно: производят энергию для жителей города, обеспечивают их питание, удобства и развлечения, то есть мало чем отличаются в этом от наших машин.
— Я хочу повторить свой вопрос, — нетерпеливо проговорил Дон. — Какую опасность могут представлять для нас эти машины?
— Откуда я знаю? — слегка раздраженно ответил Ал вопросом на вопрос. — Я сказал тебе то, что знаю. Выводы ты волен делать сам!
Рене шагнул вперед.
— О каких угрозах идет речь? Эти устройства созданы для разумных существ, и чем устройства совершеннее, тем более полно они удовлетворяют потребности своих хозяев.
— Ничего похожего я не вижу, — сказала Катя, поднимаясь. — Здесь даже скамеек, и тех нет. Будь твоя правда, нам по крайней мере подали бы такси. Беготня по городу мне все нервы истрепала.
Она отошла на несколько шагов от стены, сойдя с горизонтального круга, на котором оказалась, и вышла на широкую улицу с решетчатыми конструкциями по обеим сторонам.
Катя переступила некую границу…
— Ой, смотрите-ка! — воскликнул Рене.
К Кате плавно подкатила шиферно-серого цвета «лодка» с несколькими пробоинами в носовой части, остановилась прямо перед ней и повернулась к Кате бортовой стороной. Борт раздвинулся, и можно было заглянуть внутрь — в покрытое стеклянной крышей корытообразное углубление, похожее на каюту катера, с расставленными по стенам скамьями с толстой мягкой обивкой. Выдвинулась доска, развернулась и покрыла расстояние между проезжей частью улицы и бортом.
— Чудненько! — воскликнула Катя и сразу шагнула на доску. — За мной!
— Будьте осторожны! — крикнул Ал, но Дон только улыбнулся и вошел в лодку. Когда Рене без колебаний двинулся за ним, Ал тоже сел в лодку. Дон пробрался вперед, где сквозь ветровое стекло можно было наблюдать за движением.
— А где же пульт управления? — спросил он.
Но никакого пульта управления не было. Не было и ничего другого, что хотя бы отдаленно такой пульт напоминало.
Доску-сходни втянуло внутрь, раздвижная дверь закрылась. Лодка тронулась с места.
— Стоп! — крикнул Дон. — Куда нас несет?
Он искал глазами тормоз. Его не было. Поискал ручку двери, какой-нибудь набалдашник или замок. Но их окружали голые стены, мебель с мягкой обивкой и стекло.
— Боюсь, мы попали в плен, — сказал Ал.
3
За сильно выпуклой стеклянной крышей пролетали предметы, которые они уже видели издали, не разгадав их предназначения.
Дон, разозлившись, бил ногами по двери. Безрезультатно, только ногам больно.
— Как нам выбраться? — спросил Рене. — Должна же быть такая возможность…
Ал не отводил глаз от Кати, которая с удовольствием подпрыгивала на пружинящем сиденье. Ее беззаботность вызывала в нем, человеке основательном, легкую зависть.
— Как отсюда выбраться? — повторил он. И сам ответил на свой вопрос: — Достаточно слова!
Стенка раздвинулась, и открылась дверь тех же размеров.
— Выходим! — крикнул Рене.
Катя сидела не двигаясь, словно скованная холодом.
— К чему такая спешка? — удивился Дон. — Разве я говорил, что хочу выйти?
Рене спокойно встал со скамьи и вышел в дверь. Что-то щелкнуло… Светлая горизонтальная линия пробежала сверху вниз, и Рене поглотила темень…
— Ну вот, — сказал Дон и последовал за Рене. Снова пробежала горизонтальная линия, снова что-то щелкнуло.
Ал всматривался в слабо освещенное помещение, куда ему предстояло войти. Откуда проникал свет, было неизвестно.
— Эй, Рене! Эй, Дон!
Ал прислушался. Никакого ответа. Еще раз позвал:
— Эй, Дон!
Ничего.
Он ощутил нежное прикосновение пальцев к шее и оглянулся. Перед ним стояла Катя. Глаза ее странно потемнели. Она обняла его за плечи и потянула назад от пугающей двери, ведущей в неизвестное. Прижалась к нему, ища защиты, желая прогнать страх перед необъяснимым. Ей безумно хотелось человеческого тепла, хотелось забыться, пусть всего на мгновения. Она еще крепче обняла Ала, целовала его и позволяла целовать себя. Она ничего больше не видела и не слышала, ни на что не надеясь и ничего не опасаясь, потому что не желала ничего больше видеть, слышать, надеяться или бояться. Она отдалась на волю приятных, усыпляющих и вместе с тем острых ощущений, стремясь бежать от действительности, от всех этих поисков, от мыслей и разговоров об электронах, атомах, металлах, искусственных материалах и пультах управления, от фантасмагорических картин, — бежать в хаос захватывающих дух чувств. И это ей удалось до того предела, к которому она стремилась. Но где-то в ней жила мысль о действительности, и особое наслаждение она испытывала именно от удивительного сочетания реальности со всем тем странным, абсурдным и противоречивым, что этому сопутствовало.