Даниил Гранин - Оборванный след
Грег вздохнул над погосовской самоуверенностью.
— Вы столько могли узнать, как же вы не оценили последних работ вашего учителя?
— Любая жизнь — это цепь упущений, — примиряюще сказала Лера. — Может, вы знаете, почему он свернул от физики?
Погосов подумал.
— Может, его вывихнула смерть жены.
— Между тем, пользуясь его подходами, мы установили некоторые параметры души. Звучит для вас невероятно? — Грег смотрел испытующе, словно проверял Погосова.
— Умерла жена, — задумчиво сказала Лера.
Грег поднял палец, как антенну.
— Душа есть некая точка, место пересечения двух состояний. Точка как бесконечно малое или точка, из которой появилась Вселенная, а? Обнаружено в нашей Вселенной нечто вне материи, вне ее Законов, то, что, по Щипаньскому, одушевляет мир и позволяет искать смысл в его и нашем существовании. Смысл этот имеет историю, как и совесть, она тоже исторический продукт, так же как сны или любовь. Перед человеком открываются новые подходы к пониманию смысла его появления…
Лера пожала плечами.
— Зачем все же понадобилась совесть, она продукт эволюции или же изначально задана человеку? А на клеточном уровне? Что, у клетки уже есть душа?
Они перешли на профессиональный язык, малопонятный Погосову. Единственно, что он ощущал за всем этим, — толщу времени, что отделяла его от этих двоих.
Он вздохнул.
— Послушайте, коллеги, нет ли у вас чего-нибудь выпить?
— Хотите кофе? — спросила Лера.
Погосов хмыкнул.
— Да мне не пить, мне выпить. Вы-пить! Водки, коньяка… — Он щелкнул себя по горлу.
Ничего такого у них не оказалось, ничего спиртного, представляете, что это за лаборатория. Параметры души выясняют, а то, что у Погосова душа горит, это им параллельно. Душеведы!
— Хотите добраться до смысла жизни исключительно в трезвом виде? Пустое дело, без полбанки вам, ребята, не продвинуться.
Было приятно высмеять их высокоумные речи. Он и раньше с подозрением воспринимал отвлеченные разговоры такого рода. Все это походило на безответственный треп. Спрашивается, что в результате люди получили от разных философских школ, учений? Тысячи лет выступают, объясняют, а где результат — софисты, схоласты, платоники, перипатетики, синергетики, экзистенциалисты, нет им конца.
— Ну хорошо, допустим, открыли вы смысл жизни. И что вы будете с ним делать? Думаете, от вашего подарка все возликуют? А на фиг он нужен, как жили, так и будут; и пить будем, и гулять будем, и блудить, и хапать, и подсиживать, и воевать. Знаете такую нашу песню: «Я люблю тебя, жизнь, но не знаю, что это такое». Так вот — мы от незнания не откажемся. Ни за что! Незнание, оно оправдывает и слабых, и неудачников. Незнание — это романтика, это защита, последняя надежда находится там, в незнании.
Для них это наверняка было типичным старомодным высокомерием физиков, их пренебрежением к иным областям познания. Времена Погосова не имели божественной цели, мир не знал, куда двигаться, как справиться с океаном информации, где затерялось его независимое «я».
Что касается экземпляра в лице Сергея Погосова, то, судя по полученным данным, втайне он мечтает во что бы то ни стало выделиться, преуспеть, ему не терпится ухватить свою звезду. Ничего в этом плохого нет, утешали они в оба голоса, и, естественно, они хотели предложить ему выгодную сделку. Он получит сведения не только о себе, но и о коллегах, кому из них что предстоит, кого изберут, кто когда уйдет из жизни. Такие сведения неоценимы, вообразите, кто владеет такой информацией, имеет большую власть!
Предсказатели, оракулы! Можно никого и ничего не бояться, жизненные страхи станут минимальны. Чего бояться?.. Он, Погосов будет первым, кому дано согласовать Провидение со свободой своей воли.
— Может быть, может быть, — рассеянно отзывался Погосов.
Слова Грега о власти погрузили его в раздумье. В конце концов, почему бы не повернуть свою жизнь и не попробовать. Не понравится, можно вернуться…
— Вы должны отчетливо представлять, на что вы идете, — сказала Лера.
— Что вы имеете в виду?
— Такие знания дают власть, но и погружают в печаль, помните, в Библии сказано: кто умножает знания, умножает скорбь?
— За все надо платить, — жестко сказал Грег. Он явно был недоволен ее вмешательством. — Дата действительно ничего не значит. По моим показателям мне осталось жить три года, не более. — Грег наклонял голову вправо, влево, он смотрел на Погосова, как в зеркало. — И что? Видите, ни тоски, ни паники. Наоборот, живу интенсивнее, и каждый мой час засверкал. Я избавился от всех сомнений. Никогда бы не достиг таких успехов, если бы не знал своего срока. Приговор помог мне осознать свой талант и свою свободу. Знать свой срок это не беда, а благо!
Погосов не утерпел.
— Какая тут свобода! Вы меня сажаете в камеру смертников, чтобы я ждал казни.
— Не сажаем, вы поступаете добровольно, — подчеркнул Грег с опасной уверенностью.
— Ну, конечно, я сам прочту свою дату. А для чего, это ведь как самоубийство.
— Эка куда вы выскочили!
— Вы не чувствуете, потому что вы фанат, вы вообразили себя ассистентом Всевышнего! Даже больше…
Грег прервал его:
— Мы напрасно теряем время, — он повернулся к Лере. — Мы должны предоставить ему выбор, но, я думаю, у него нет выбора.
— Что это значит? — спросил Погосов.
— Иначе мы должны будем стереть вам память о том, что здесь случилось, — спокойно пояснила Лера.
— Но я же предупредил, что не согласен.
Так же ровно, бесстрастно она сообщила, что речь идет лишь об удалении из памяти данного эксперимента, начиная со встречи на берегу, вплоть до его возвращения, ничего другого.
— Останется у вас ощущение сна, нечто странное, содержания его вы не сможете вспомнить.
Он тупо смотрел на нее.
Да, все исчезнет начисто, ничего вспомнить он не сможет, никаких подробностей, ничего из того, что читал, что узнал. И она исчезнет? Она подтвердила и это. Она тоже будет уничтожена. Ни ее лица, ни облика, ни голоса, ни слов? Да, ни лица, ни голоса, ни слов.
С самого начала он полагал, что все это происшествие — сон. Нет ведь никаких возможностей, когда тебе что-то снится, отличить сон от яви. Спящий не в состоянии исследовать свое сновидение.
Что-то надо было решать. Голова его раскалывалась. Что-то он должен сделать, что-то срочное, какая-то мысль мелькнула и скрылась бесследно. Может, ему уже стерли память? Нет, они вроде ничего не предпринимали. Грег по-прежнему бесстрастно наблюдал. Что бы Погосов ни говорил, что бы ни делал, все превращалось у Грега, а может, и у Леры в сведения. Все пополняло анамнез, ничего просто так.
