Итало Кальвино - Тропа паучьих гнезд
— Еще немного, и мы пришли, — то и дело говорит он Пину, пока они идут по лесу.
Он не умеет вести длинные беседы, но Пину даже нравится идти с ним молча. Пин чуть-чуть стесняется этого человека, который ходит по ночам убивать людей, но который был к нему добр и внимателен. Добрые люди всегда смущают Пина: никогда не знаешь, как себя с ними вести; вечно хочется чем-нибудь досадить им и посмотреть, что они на это скажут. Но великан в вязаной шапочке — случай особый. Он поубивал до черта людей и потому может позволить себе быть добрым.
Великан не может говорить ни о чем, кроме войны, которая никак не кончится; шесть лет он протрубил в альпийских стрелках, и вот опять ему приходится таскаться с автоматом на шее; единственные, кто хорошо устроились в это время, говорит он, так это женщины; он побывал всюду и понял, что нет никого хуже женщин. Вообще-то такие разговоры Пина не занимают, все теперь говорят одно и то же, но Пин еще ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь говорил такое о женщинах. Однако если подумать, то великан, конечно, прав, он не то что Красный Волк, который вовсе не интересуется женщинами. Похоже, он хорошо знает женщин и усвоил то, что Пин всегда понимал: он убедился, что женщины — существа отвратительные. Вот почему идти вместе с ним на редкость приятно.
Сосняк остался позади, и теперь они идут по каштановому лесу.
— Еще немного, — говорит великан, — и мы в самом деле будем на месте.
Действительно, им тут же попадается мул, взнузданный, но не оседланный, который бродит без присмотра и щиплет траву.
— Хотел бы я знать, — говорит великан, — какой сукин сын оставил его непривязанным? Поди сюда, Корсар, поди ко мне, мой хороший.
Он берет мула за уздечку и тащит за собой. Корсар — старый, облезлый мул, вялый и покорный. Между тем они вышли на лесную поляну, где стоит ветхий сарай — в нем, наверно, пекут каштаны. Вокруг ни души. Великан останавливается, вместе с ним останавливается и Пин.
— Что случилось? — удивляется великан. — Неужто они все ушли?
Пин догадывается, что, видимо, случилось что-то страшное, но он не понимает как следует, в чем тут дело, и не пугается.
— Эй! Есть тут кто? — говорит великан, но не слишком громко и снимает с плеча автомат.
Из сарая выходит маленький человечек с мешком. Завидев их, он швыряет мешок на землю и начинает бить в ладоши.
— О-ля-ля! Привет, Кузен. Нынче будет славная музыка! — Голосок у него резкий и пронзительный.
— Левша! — восклицает спутник Пина. — А где, черт возьми, остальные?
Человечек идет им навстречу, потирая руки.
— Три грузовика, три набитых солдатами грузовика едут по проселочной дороге. Их засекли нынче утром, и навстречу им отправился весь батальон. Скоро начнется концерт.
На человечке матросская курточка с капюшоном из кроличьего меха, прикрывающим его лысый череп. Пин решает про себя, что это, наверно, гном, живущий в лесной хижине.
Великан поглаживает усы.
— Хорошо, — говорит он, — надо бы и мне сходить пальнуть разок-другой.
— Если только успеешь, — замечает человечек. — Я остался приготовить обед. Уверен, что к полудню они закончат бой и вернутся.
— Мог бы присмотреть за мулом, раз уж ты здесь остался, — ворчит великан. — Если бы я его не встретил, он ушел бы к морю.
Человечек привязывает мула и смотрит на Пина.
— А это кто такой? Ты сделал сыночка, Кузен?
— Я скорее сдох бы! — отвечает великан. — Этот паренек устраивает вылазки с Красным Волком и отстал от него.
Не совсем точно, но Пин рад, что его так представили. Пожалуй, великан сделал это нарочно, чтобы придать ему больше веса.
— Ну вот, Пин, — говорит он, — это Левша, повар в отряде. Относись к нему с почтением, потому что он старше тебя и потому что иначе ты не получишь добавки.
— Послушай-ка, новобранец революции, — говорит Левша, — ты способен почистить картошку?
Пину хотелось бы ответить какой-нибудь непристойностью — просто так, ради первого знакомства, — но он как-то сразу не находится и говорит:
— Я-то? Конечно.
— Вот и чудесно. Мне как раз нужен поваренок, — говорит Левша. — Погоди, я схожу за ножами. — И он скрывается в сарае.
— Он правда твой кузен? — спрашивает Пин у великана.
— Нет, Кузен — это я, меня все так зовут.
— И я?
— Что и ты?
— Я тоже могу тебя звать Кузеном?
— Разумеется. Имя как имя, не хуже других.
Пину это нравится. И он решает сразу же попробовать:
— Кузен! — окликает он.
— Чего тебе?
— Кузен, для чего сюда идут грузовики?
— Чтобы спустить с нас шкуру. Но мы встретим их и сами спустим с них шкуру. Такова жизнь.
— Ты тоже пойдешь, Кузен?
— Конечно. Надо идти.
— А у тебя ноги не устали?
— Вот уже семь лет, как я хожу и сплю в сапогах. Даже если я умру, то умру в сапогах.
— Семь лет не снимать сапоги! Разрази меня гром, Кузен, а у тебя не воняют ноги?
Тем временем вернулся Левша. Но он принес не только ножи для чистки картошки. На плече у него сидит птица, которая бьет подрезанными крыльями. За ногу птица привязана цепочкой, словно она — попугай.
— Что это? Что это? — кричит Пин и подносит палец к клюву птицы. Птица вращает желтыми глазами и моментально клюет его в палец.
Левша хохочет.
— Что, сразу убрал руки, товарищ! Берегись, Бабеф — сокол мстительный.
— Где ты его взял, Левша? — спрашивает Пин, который все больше убеждается, что не следует доверять ни взрослым, ни их животным.
— Бабеф — ветеран нашего отряда. Я вынул его из гнезда, когда он был еще птенцом. Он тотем, талисман нашего отряда.
— Было бы лучше, если бы ты оставил его на свободе и дал ему сделаться хищной птицей, — замечает Кузен. — Ничего себе талисман. Он приносит несчастье, почище любого монаха.
Но Левша подносит ладонь к уху и делает им знак помолчать.
— Та-тата… Слышите?
Они прислушиваются: внизу, в долине, раздаются выстрелы. Автоматные очереди и несколько взрывов ручных гранат.
Левша бьет по ладони кулаком и визгливо хихикает.
— Ну вот, ну вот, я же говорил, что от нас никто не уйдет. Мы всем им продырявим черепушки.
— Ладно. Если будем сидеть здесь, не больно-то много мы их продырявим. Я схожу взглянуть, как там, — говорит Кузен.
— Погоди, — останавливает его Левша. — Не хочешь каштанов? Осталось с утра. Джилья!
Кузен резко поднимает голову.
— Кого это ты зовешь? — спрашивает он.
— Жену, — отвечает Левша. — Она здесь со вчерашнего вечера. В городе за ней охотится «черная бригада».
Действительно, в дверях сарая появляется женщина с обесцвеченными перекисью волосами, еще молодая, хотя и малость потрепанная. «Вот уж никогда не подумал бы, что у Левши такая молодая и такая хорошенькая жена», — думает Пин.
