Борис Лавренко - Звездолет возвращается на Землю (сборник)
Отвернув белоснежный манжет, Ланский смотрит на часы.
Рука командира звездолета дотянулась до опоры камеры. Он привалился к ней обессиленный.
«А ему еще ведь надо подняться, лечь туда, — с ужасом подумал Олег. — Как же он это сделает?..»
Ланский протянул руку к аппарату и, не глядя, начал перебирать тонкими пальцами кнопки. Затем решительно нажал самую крайнюю.
Виктор Донцов вздрогнул, словно от удара кнута, и стал приподниматься. Ему удалось встать на одно колено, ухватиться на подлокотник. И снова сник. Нет, он сжался в ком и что-то делает. Вдруг его тело плавно взмыло вверх.
— Он сбросил магнитные башмаки! — возбужденно крикнул Гасанов. — Ай, молодец! Ай. умница!
Командир звездолета протянул вторую руку к подлокотнику лежака и рванул рычаг включения. Его с силой бросило на амортизаторы, створка камеры стала неторопливо сдвигаться. В смотровом окне вспыхнула контрольная лампочка.
У гидравлической опоры камеры сиротливо стояли тупоносые, с тяжелыми подошвами магнитные башмаки…
Гордеев, побледневший, сидел на песке под молоденькой сосной. С наслаждением вдыхал пахнущий морем и хвоей воздух. Над ним стояли Олег и Жубин. Тяжело отдуваясь, Жубин вытирал вспотевший лоб. Тая тревогу, он нарочито весело и громко говорил:
— Все. Довольно. Приземлим «Победу» и ухожу! Сторожем в музей. Честное слово! С меня довольно.
Гордеев посмеивался. Приступ одышки прошел.
— Я это слышу уже лет двадцать. Пока ты собираешься, всех сторожей в музеях давно заменили автоматы.
Подошли Ланский и Азаров.
— Удивительно, — покачал головой Ланский. — Донцов продержался почти двадцать минут.
— Дорогой доктор, — дружески обнял его Жубин. — Вы же имеете дело с космонавтами. А их девиз — «Сделать больше возможного!»
— Не зазнавайся, Жубин. Больше «возможного» делали еще первые коммунисты. И на Земле…
Земля протягивает руку в космос
Только что закончилось краткое обсуждение заявления Бирзина. Когда все — и космонавты и гости со всех концов Земли заняли свои места, Бирзин попросил слова.
— Независимо от результатов, я хочу сказать, что был не прав. Беда моя в том, что я это чувствую, но еще не совсем понимаю, почему это так. Поэтому не считаю возможным дальше руководить лабораторией.
Решение по заявлению Бирзина было кратким: уважаемый академик переживать будет после приземления «Победы».
И вот рядом с Олегом — массивная фигура Бирзина. За пультом астронавигационного сочитателя беспокойно переминается с ноги на ногу Торнау.
Звездолет приближался.
Счислительный автомат ежеминутно оглушительно выкрикивал цифры, указывающие расстояние до звездолета. Наконец, Торнау догадался выключить его, и теперь цифры появлялись только на экране. В помещении стало сразу как-то спокойней.
Олегу казалось: чем ближе «Победа», тем здесь, на центральном посту, медленнее течет время. Скорей бы уж свершилось!
Еще есть время, и в переполненном помещении шумно. То в одном, то в другом месте вспыхивают короткие разговоры. Внезапно у кресла, в котором сидела Ольга Доценко, загорелась сигнальная лампочка. Привлекая общее внимание, девушка вскинула вверх руку, в которой держала крохотную радиостанцию. Немного подождав, Ольга повернула регулятор громкости.
— Докладываем Совету… — звучал уверенный мужской голос. — Звездолет «Мгновение» к полету готов! Десять минут назад на корабль доставлен последний контейнер с антивеществом. Ждем команду…
Гул одобрения заглушил дальнейшие слова.
— Пора!
Олег встретил одобряющий взгляд Гордеева и почувствовал себя уверенней. Мелькнула мысль: старик на глазах преобразился — спокойный, веселый, ничего похожего на того хмурого и раздражительного человека, каким он был последнее время. Это хорошо. В следующее мгновение все его внимание уже было приковано к пульту. Он включил систему оповещения.
Над прибрежными холмами пронзительно взвыло. Голос сирены разнесся далеко за пределами зоны. Одновременно по всей планете прозвучал предупредительный сигнал. Его услышали и на космических станциях, и на спутниках. Этот сигнал приняли экспедиционные и рейсовые ракеты: никто ни при каких обстоятельствах не должен находиться в секторе действия лучей.
— Готовность!
На здание опустился изоляционный колпак. Разом, как отрезанные, исчезли все внешние звуки, и в аппаратной наступили густо-зеленые сумерки.
— Небо! — негромко скомандовал Жубин.
Стена напротив пульта растаяла, словно большое окно распахнулось в звездную бездну. В густо-черном пространстве роились звезды, светились клочья туманностей. И таким холодом и беспредельностью дохнуло от этих звездных россыпей, что Олег невольно поежился.
— Схему решения!
Торнау тронул клавиши на своем пульте. Звездный ковер пересекла красная дуга, и на ней заблестела яркая звездочка — локаторы обозначили «Победу» и ее путь. С левого нижнего угла к дуге ринулся голубой пунктир — путь луча. В месте их пересечения замигал огонек. Расстояние между лучом и звездочкой заметно сокращалось.
В напряженной тишине Олег не мог понять, что так гулко стучит: сердце или метроном, отсчитывающий бег времени.
Очередная команда. Сбросив оцепенение, навеянное величием звездного океана, Олег включил механизмы готовности.
На панели одна за одной вспыхнули лампочки: все четыре энергосистемы мира — Южная, Северная. Западная и Восточная — начали передачу электроэнергии. По невидимым проводам они слали сюда то, что накопили, и то, что вырабатывали. Выключены нагревательные установки последних самых высоких полярных зон, погасли последние электрические огни на Земле.
Все пронзительнее стонал пульт. Мощность потока энергии нарастала. Свет сигнатур превратился из оранжевого в ослепительно белый. На шкале учета прыгали, сменяясь, многозначные числа.
Олег включил обзорный экран. Хорошо, что автомат сработал — надвинул на экран плотный светофильтр, а то бы не стоять ему за пультом. На острие электрорелейной мачты сверкала чудовищно яркая корона. Еще более яркие, похожие на молнии, потоки, полосуя небо, тянулись к зеркалам антенн. У антенн они сгущались и были во много раз ярче солнца.
Олег направил объектив на ближние холмы. Решетка гиперболоида была неподвижна, а цилиндр гравитационной установки поворачивался, кренясь. Теперь он действительно напоминал колоссальную пушку, нацелившуюся в невидимую точку на небе.
— Луч готов!