Рэймонд Хоуки - Последний козырь
- А я уверен, что его можно найти!
- Вы просто себе это внушили, - упрямо не соглашалась она. - Вы тут развлекаетесь...
- Развлекаемся? - перебил ее Пол, энергично вдавливая сигарету в пепельницу. - Да вы просто шутите! Я прервал самую важную в моей жизни исследовательскую программу, над которой трудился пять лет, согласившись работать здесь!
- Ну хорошо, оставим наш спор, - примирительно улыбнулась Мэри. - Лучше расскажите о вашей работе, это ведь связано с памятью, если не ошибаюсь?
- Да, это так, я вывел, по крайней мере мне так кажется, связь между памятью, полученной в результате опыта, и химической структурой протеинов, которые регистрируют этот опыт. Я даже могу синтезировать целый ряд, последовательность. Если потом путем инъекции эти протеины ввести в мозг, то исключается процесс узнавания, опыта, и вы получаете память о том, чего никогда до этого не переживали...
- Вы женаты?
- Женат. Двое детей. Девочка и мальчик.
- А ваша жена?
- Когда-то она хотела преподавать английский. Но дети и все такое, сами понимаете.
- Я, кстати, очень удивилась, когда узнала, что вы хороший планерист.
- Кто сказал вам об этом?
- Пит вчера за обедом.
- Мы с ним заключили договор, что, когда закончим эту работу, он научит меня серфингу, а я его летать.
- Вы интересуетесь серфингом? Вот здорово! О, я очень увлекаюсь им, и довольно давно. Прекрасный спорт!
- Тогда, может быть, вы меня поучите? Это куда интереснее, чем иметь Кохальского в качестве инструктора.
- А что скажет ваша жена? - Мэри, смеясь, погрозила ему пальцем.
- По крайней мере, не будет ворчать, что я все деньги трачу на планер.
Мэри смущенно опустила глаза под его пристальным взглядом.
- Пожалуй, пора идти, - сказала она, вставая и поправляя прическу. Вернетесь в лабораторию?
- Едва ли. Пойду поиграю в настольный гольф. В голове бродит какая-то идея, которую никак не могу поймать, может, игра мне поможет, но сначала провожу вас.
- Не засиживайтесь долго. - Мэри мягко взяла его под руку. - А поскольку сейчас форт Детерик - самое безопасное место в Америке и никто на меня не нападет, я провожу себя домой сама. Спокойной ночи, Пол.
- Углеродный метод! - воскликнул Макэлрой. - Это же так просто, что я готов сам дать себе по шее. Как я не догадался раньше! Если мы внесем в наши цереброиды необычно малое количество углерода-14, то настолько состарим их, что будет казаться, будто они начали свое межпланетное путешествие тысячу лет назад. Ведь это же и есть "фактор, не имеющий решения". Даже если комиссия и подумает вначале, что имеет дело с экспериментальным кораблем, русским или китайским, потерявшим управление, или что-либо в этом роде, как она объяснит тот факт, что корабль был запущен в десятом веке?
Бенедикт вынул из кармана своего ночного халата тюбик с таблетками кофеина и положил одну в рот.
- Не скажу, что могу хорошо соображать в половине пятого утра да еще после того, как вы ворвались ко мне, но при чем здесь метод углеродного анализа? Мы ведь не занимаемся археологией.
- Как известно, - сказал Макэлрой, - Либби впервые применил этот метод для определения возраста органических останков.
Кохальский зевнул и повернулся к Бенедикту.
- Все живые существа имеют определенное количество углерода-14 в своей структуре, - заметил он, потирая глаза, - которое остается постоянным в течение всей жизни организма. Но когда организм умирает...
- Или вступает в состояние заторможенной деятельности, - вставил Макэлрой.
- Новый углерод-14 не поступает, а уже имеющийся начинает убывать.
- Как атомные часы, - продолжил Макэлрой. - После пяти тысяч пятисот шестидесяти восьми лет, например, плюс-минус тридцать лет, половина углерода-14 разложится и количество радиоактивных пульсаций будет составлять ровно половину того, что было бы в живом организме. Это-то и есть главное доказательство!
Нейдельман встал с места, раздвинул занавески на окнах и выключил электричество. Только он, Макэлрой и только что вошедшие Мэри Андерсон и Шарлотта Пакстон были полностью одеты.
- Я бы х-хотел спросить Пола, к-как он собирается уменьшить содержание углерода-14 в цереброидах? - сказал заикаясь Дарроу.
- Да просто включу необходимое количество в их питание.
- Но как именно?
- Теория не так уж сложна. Изотопы имеют различные энергии в нулевой точке, и мы можем отделить весь углерод-14 от остальных питательных компонентов. Если мы будем исходить из предпосылки, что возраст нашего экипажа тысяча пятьсот лет, то количество углерода-14, которое мы внесем, должно иметь активность меньше активности живой ткани на...
- На шестнадцать и семь десятых процента, - быстро подсказала Шарлотта Пакстон.
- Все удовлетворены? - улыбнулся Макэлрой.
- Что ж, прекрасно, - сказала Мэри Андерсон, но голос ее звучал неуверенно.
Она понимала возбуждение Пола и как ученый признавала то удовлетворение и удовольствие, которые приходят, когда удается разрешить трудную и неподдающуюся проблему. Но как, спрашивала она себя, он, умный человек, не видит, что "Последний козырь" является опасным, а главное, бессмысленным делом? И все остальные, такие прекрасные ученые, тоже захвачены этим бредовым предприятием. Нечего и думать, чтобы разубедить Пола. Если так, то надо попытаться разубедить самого Нейдельмана.
Когда все расходились, Мэри подошла к советнику президента.
- Доктор Нейдельман, не могли бы вы уделить мне пять минут?
Он согласно кивнул, ожидая следующего вопроса.
- Но мне хотелось бы поговорить с вами наедине, - добавила Мэри, видя, что Шарлотта Пакстон и Бенедикт тоже задержались, собираясь говорить с Нейдельманом.
- Это срочно?
- Я бы хотела сделать это как можно скорее.
- Ну что же, - вздохнул он устало, - тогда заходите ко мне в кабинет минут через пятнадцать.
...Мэри вошла в комфортабельно обставленную приемную Нейдельмана без нескольких минут девять. Нейдельман предпочитал обходиться без секретарши, считая более безопасным самому печатать бумаги, и поэтому визитеры ожидали, расположившись в уютных креслах, когда погаснет красная лампочка над дверью кабинета, чтобы пройти к нему.
Сейчас как раз горела красная лампочка, но дверь была слегка приоткрыта, и Мэри видела отражение Нейдельмана в открытом окне. Он говорил по телефону, стоя у окна и глядя на вишневые деревья, усыпанные созревающими ягодами.
Мэри вежливо покашляла, давая знать о себе, но Нейдельман, очевидно, не слышал. Она покашляла громче, но он был слишком поглощен разговором. Чувствуя себя неловко и не собираясь подслушивать, Мэри уже было повернулась, чтобы уйти и подождать в коридоре точно до девяти, как вдруг услышала, как Нейдельман резко и недовольно проговорил:
