В. Дж. Стюарт - Запрещённая планета
Это был тот самый вопрос, который сверлил мой мозг с того момента, как к нашему кораблю подкатил из пустыни необыкновенный экипаж. Адамс избрал довольно длинный путь, чтобы выяснить это, но я понимал, зачем это ему понадобилось.
Морбиус долго сидел молча. Ни он, ни Адамс не шелохнулись. Но Фарман беспокойно завозился в своем кресле, вынул сигарету, снял самовоспламеняющийся колпачок и закурил.
Наконец Морбиус холодно произнес:
— Когда вы прервали меня, командор, я хотел оказать, что мне не нравится ваш тон. И ваше отношение ко мне.
— Прошу меня извинить, доктор.— Адамс был весь любезность и предупредительность.— Я только стараюсь выполнить свой долг. Будьте добры расскажите, кто же все таки сконструировал и построил робота?
— Думаю, что ответ вам ясен, командор. Его спроектировал и построил я.
Теперь Морбиус стоял, опираясь руками о стол. Было похоже, что самообладание может покинуть его. Интересно, что бы произошло, если бы это случилось?
Адамс тоже поднялся. Они были почти одного роста.
— Просматривая описок экипажа корабля,— сказал он,— я узнал, что ваша профессия совершенно не связана с техникой. Вы филолог. Вы имеете дело с языком, средствами общения. Устная, письменная или какая там еще речь — вот ваша область. Не так ли?
— Совершенно верно.
— Поэтому вполне законно мое недоумение: где вы могли приобрести такие знания, чтобы сделать все это? Или хотя бы только инструменты?
— Что касается знаний, командор, то вы, видимо, забыли старый трюизм: «Нужда — мать изобретений».
Морбиус густо покраснел, а потом вдруг кровь отлила от его лица. Неестественная бледность особенно контрастировала с черным цветом его бороды.
— Вы хотите сказать, что это касается инструментов? — Впервые в голосе Адамса послышалось раздражение.
— Инструменты? — спросил Морбиус.— Существует только один самый важный инструмент — это РАЗУМ! — Он опять улыбался своей высокомерной улыбкой.
— Для меня это слишком умно, доктор. Я не понимаю, что вы хотите сказать,— раздражение в голосе Адамса слышалось яснее.— Не лучше ли вам...
Он не смог закончить фразу, потому, что его прервали. Его прервал Фарман, и это совершенно не относилось к разговору между Адамсом и Морбиусом. Фарман издал восклицание, лучше всяких слов выражавшее его удивление. Он вскочил и смотрел куда-то в глубину комнаты.
Я повернул голову и понял, что пристально и недоверчиво разглядываю наше НЕСЧАСТЬЕ...
4Несчастьем, как это часто бывает, оказалась женщина. Или, может быть, на этот раз мне следовало бы оказать ДЕВУШКА...
Она стояла в дверях, очень свободно чувствуя себя в этом необычайном доме, с интересом разглядывала четверых мужчин. Ей можно было дать лет девятнадцать. Волосы у нее были цвета спелой пшеницы, а глаза — такие же голубые, как и вода в здешних ручьях. Она оказалась не низкой и не высокой, а именно того идеального роста, что так соответствовал прекрасным очертаниям ее тела. Фигура ее, выражаясь по-старинному была очаровательной, каждая прелестная линия или изгиб которой были скрыты и в то же время грациозно подчеркнуты платьем, надетым на ней. Это платье не походило ни на одно из тех, какие я когда-либо видел, но оно так же гармонировало с ней, как и вся эта необычайная меблировка гармонировала с этим необычайным домом. Платье было цельным, и хотя оно лежало на девушке свободно, его линии были линиями того, на ком оно было надето. Нет, не искусной имитацией линий тела, а как-то именно самими его линиями. Мягкий красивый материал имел тот же сильный внутренний блеск, как и все остальные ткани, которые я здесь видел.„
Возможно, это продолжалось лишь секунду или две, но, казалось, все мы замерли уже давно, как неподвижное телевизионное изображение, пока Морбиус снова не привел всю сцену в движение. Он хмуро посмотрел на девушку и поспешно направился ей навстречу.
— Алтайра! — сказал он.— Я же просил тебя не мешать нам!..
Несмотря нa хмурый вид и строгий тон, Морбиус стал вдруг совершенно другим человеком. В каждой его черте, в каждом звуке и жесте проступили теплота и сердечность. Девушка взяла его за руку. Я заметил на ее мизинце кольцо, отливавшее кроваво-красным светом рубина. Она посмотрела на Морбиуса, и гнев исчез с его лица. И ничего удивительного! Это был взгляд, который мог бы запустить тысячу космических кораблей, не говоря уже о легендарных троянских галерах...
— Но, папа,— сказала она,— Я думала, что ты имел в виду только во время завтрака...
Казалось, она не смотрела в нашу сторону, но я чувствовал, что она видит нас.
— Дорогая моя,— начал Морбиус,— ты же отлично знаешь...
— Конечно, знаю,— перебила она,— но я... я просто не могла не прийти сюда. Просто не могла!
Голос ее был необычайным, восхитительно низким.
Морбиус улыбнулся. Такой улыбки мы еще не видели у него.
— Ну что ты,— сказал он,— Я думаю, ты напрасно беспокоишься...
Теперь она открыто посмотрела на нас. Румянец то появлялся, то исчезал на ее лице, дыхание было учащенным. Морбиус повернулся к нам. Он оставался спокоен в этом довольно щекотливом для него положении.
— Разрешите мне представить вас моей дочери, джентльмены,— сказал он.— Алтайра: командор Адамс, майор Остроу, лейтенант Фарман.
Мы поклонились. Не знаю, каким был поклон у меня, но у Джерри Фармана — великолепным! Резкой противоположностью ему выглядел Адамс: он не многим отличался от обыкновенного кивка. Казалось, командор сдерживает досаду, лицо его побледнело.
— Здравствуйте,— сказал я.
— Очень рад познакомиться с вами,— сказал Фарман, делая явный намек.
Адамс не сказал ничего.
— Надеюсь, вы понимаете, джентльмены, — проговорил Морбиус,— что это большое испытание для моей дочери. Ведь она никогда не видела людей, кроме меня.
Фарман внимательно посмотрел на девушку, улыбнулся, и я невольно вспомнил все истории, рассказываемые о нем. Его бесцеремонные повадки были притчей во языцех даже среди космонавтов.
— Каковы же ваши впечатления? — спросил он девушку.
Она всерьез приняла его вопрос, но отняла свою руку от руки отца, как бы показывая этим, что ее мнение не может быть вполне компетентным.
— Мне кажется,— сказала она наконец,— что все вы красивые.
Подобное заявление могло бы показаться наивным. Но только не в ее устах. Единственной улыбкой которую оно вызвало, была смущенная улыбка Морбиуса. Я не знал, о чем думал Адамс: лицо его ничего не выражало. Сам же я вдруг проникся большой симпатией к этой девушке. Фарман, конечно, поспешил обернуть ее высказывание в свою пользу.
