Мерседес Лэки - Роза Огня
Роза села к столу, взяла нож и вилку и обнаружила, что ветчина настолько нежна, что ее почти не нужно резать.
"Представь себе хотя бы лифт! - говорила она подозрительной части своего рассудка, наслаждаясь завтраком. - Подобное удобство не мог бы позволить себе даже и самый дорогой отель! У этого человека в собственности частная железнодорожная ветка, а свой поезд он посылает, чтобы встретить кого-то, как другой человек послал бы коляску. Он просто ведет себя как джентльмен; знает, каково мне пришлось в дороге, и дает время освоиться".
Что же касается платьев и всего остального... Будь она на месте Ясона Камерона, ей определенно не захотелось бы, чтобы по роскошному дому разгуливала гувернантка, выглядящая... выглядящая оборванкой.
"Покупают же богатые люди картины, чтобы украсить свой дом! Так почему бы не купить своим служащим подходящую одежду? Не принято, чтобы гувернантка носила униформу, как горничная или другие слуги".
Поль Дюмон, например, был одет не менее элегантно, чем любой известный Розе джентльмен. Может быть, его костюм - тоже результат щедрости их общего нанимателя?
Эти рассуждения немного успокоили подозрения, хоть сдалась она и не без ворчания. Роза закончила завтрак и вернулась в спальню, намереваясь выяснить, какие наслаждения сулит ей содержимое гардеробов.
Вскоре она обнаружила, что к выбору того, что лежало в ящиках и висело в шкафах, определенно приложила руку женщина: здесь было абсолютно все необходимое, от самых деликатных предметов нижнего белья до платьев, юбок и блузок, которые словно кричали: "Импортное! Французского производства!" Даже самая подозрительная женщина при виде таких сокровищ временно забыла бы о здравом смысле, и Роза не составила исключения.
Выбор был так велик, что она с трудом остановилась наконец на белье, отделанном настоящими брюссельскими кружевами, и шелковых чулках. Для первой встречи со своим нанимателем Роза решила надеть юбку из мягчайшей шерсти глубокого сапфирово-синего цвета и бледно-голубую шелковую блузку с жабо, отделанную такими же бледно-голубыми кружевами на воротнике и манжетах. В шкафу оказались даже туфли и ботинки - в точности ее размера, и Роза не колеблясь выбрала пару лайковых полуботинок, подходящих к юбке.
Девушка унесла свою добычу в ванную комнату и провела незабываемый час, приводя себя в порядок. Закончив, она осмотрела себя в зеркале и осталась более чем довольна результатом.
Что было не менее важно, Роза не испытывала теперь застенчивости перед встречей с Камероном. Одежда была своего рода доспехами, и раньше ее доспехи были жалкими, латаными, опасно тонкими. Красивая одежда была в определенном смысле невидимой; люди замечали, только если человек одет бедно или неряшливо, и вели себя соответственно. Теперь же Роза была готова встретиться с кем угодно, чувствуя уверенность, что судить ее будут по ее истинным заслугам, а не по одежде. Уверенность в себе крепла с каждой секундой. Вот теперь Роза была самой собой, теперь она была Розалиндой Хокинс, ученой-лингвисткой, работающей над диссертацией, равной любому гражданину Америки, даже Ясону Камерону! В конце концов, она обладала чем-то, нужным ему, и это делало ее продавцом, а его - покупателем.
Роза вышла из ванной. Неслышные и невидимые слуги снова побывали здесь, Постель была застлана, разбросанная одежда убрана, ночная рубашка и халат исчезли.
"Как, интересно, им это удается? - гадала Роза со смешанным чувством восхищения и раздражения. - Уж не отразился ли на моем слухе постоянный грохот локомотива?"
Она вышла в гостиную - остатки завтрака со стола исчезли тоже. Однако появилось и кое-что новое: на письменном столе возвышалась стопка книг, лампа для чтения была зажжена, рядом с книгами находилась переговорная трубка. Поверх книг лежал еще один конверт.
Что-то во всем этом было такое, от чего по спине Розы пробежал озноб, хотя она и не могла понять, чем он вызван. Она подошла к столу и взяла письмо. Когда она разворачивала лист бумаги, руки ее дрожали.
"Дорогая мисс Хокинс, - прочла она. - Теперь я должен сделать признание: вас заманили сюда обманом".
Роза чуть не выронила записку, но что-то заставило ее читать дальше.
"В этом доме нет детей - я никогда не был женат. Однако мне действительно нужны услуги компетентного ученого - именно те, которые я перечислил в письме вашему учителю, профессору Каткарту. Я - инвалид; из-за несчастного случая я не могу сам читать книги, нужные для моих изысканий. К тому же я недостаточно знаком со средневековым немецким и гэльским языками. Мне нужна ваша помощь - и как чтицы, и как переводчицы".
Роза вытаращила глаза на записку, ее рот открылся от совсем не подобающего леди изумления. Из всех возможностей эта никогда не приходила ей на ум.
"Ваше жалованье останется прежним; работать, возможно, придется дольше и часто по ночам, потому что именно ночью я нуждаюсь в отвлечении от мучительной боли. Боюсь, вы не сможете посещать Сан-Франциско так часто, как вы, возможно, хотели бы, - но только потому, что на дорогу уходит три часа и вам пришлось бы там ночевать. В настоящий момент моя потребность в ваших услугах такова, что это было бы нежелательно, однако через месяц или два я непременно организую для вас поездку в город. В компенсацию такого ограничения вашей свободы я предлагаю вам пользоваться моим городским домом, а также ложей в Опере или Тиволи - в зависимости от того, какой спектакль покажется вам более достойным".
Роза почувствовала, что ей не хватает воздуха; она не знала, что и думать.
"Я беру на себя обязательство обеспечить вам возможность услышать Карузо, даже если это вступит в противоречие с моими собственными нуждами".
"Откуда он знает, что я так мечтала услышать Карузо?"
"Вы можете свободно пользоваться домом и садом, хотя, боюсь, найдете здесь мало развлечений. Я никого не принимаю, а мои слуги - такие же отшельники, как и их хозяин. Вы будете, однако, время от времени встречать моего секретаря Поля Дюмона. Он доставит вам все, в чем у вас возникнет нужда. Если вы найдете неудобным для себя обращаться с личными делами к постороннему мужчине, просто напишите записку и оставьте на подносе после еды; моя домоправительница сделает все что нужно".
Роза села на кушетку; у нее внезапно закружилась голова. Если такова форма заточения, то это - самая странная вещь, которую только можно себе вообразить. И ради чего? Чтобы она читала книги?
"Несчастный случай изуродовал меня так, что я не могу показаться никому, кто не знал меня раньше. Вам поэтому придется читать мне с помощью переговорной трубки, и свои пожелания я буду сообщать вам тем же способом".
