Зиновий Юрьев - Дальние родственники
Удивительно, как она умела настраиваться на его волну: только что в голове его медленно проплывали обрывки мыслей о доброте, благотворительности. Ощущение совпадения волны было приятно: как будто точно настроил приемник, и звук получался чистый, без помех и хрипоты.
- Добрый... - повторил он. - Не знаю, друг мой, Анечка. Не знаю. Не уверен... Явного зла, пожалуй, людям не делал, но особенно творить добро тоже не кидался... Это ведь, знаете, очень просто. Главное - сразу не кинуться, по первому неразумному импульсу, удержаться. А сразу не кинешься - тут тебе здравый смысл тотчас охапку причин подсунет, почему именно в данном конкретном случае не следует торопиться. Конечно, принято сейчас на времена все списывать, но боюсь, я им особенно и не сопротивлялся...
- А я вам, Володенька, не верю. Злой человек никогда не забудет подчеркнуть свою доброту.
- Анечка, вам обязательно нужно сочинять афоризмы, лаконизмы, иронизмы - как они там теперь называются.
- Спасибо. Давайте говорить друг другу комплименты... заметила она слегка дрожащим, но верным голоском. - Помните? Булат Окуджава.
- Помню. Но только одну строчку.
- И достаточно. Если я помню хоть одну строчку, у меня все равно ощущение, что стихи эти я знаю. Если знаешь хоть один элемент пейзажа, он уже не может быть чужим...
- Гм... Вопрос, Анечка, спорный. Впрочем, я из спорных вопросов уже сутки, наверное, не вылезаю, застрял в них, как Иона во чреве кита.
- Только не тоните, милый друг. - Анечка еще раз пожала легонько его руку и тут же отдернула свою, потому что по аллее шли две ветеранши, явно изголодавшиеся по сплетням. - А что вас мучает? - спросила она и посмотрела на него, округлив от любопытства подведенные глазки.
Владимир Григорьевич вздохнул. Разомлел он на солнышке подле Анны Серафимовны. Попробуй расскажи ей... А почему бы и нет? Как раз она-то смеяться не станет, наоборот.
- Помните, вчера, когда вы рассказывали нам о...
- Хьюме.
- Да, Хьюме. Постучал Ефим Львович и сказал, что ко мне пришли.
- Да, конечно. Фимочка всегда все узнает раньше всех. Иногда мне кажется, даже раньше, чем что-либо случится.
- Ну уж...
- Это я для красного словца.
- Короче говоря, ко мне пришли посетители. Первые, должно быть, за полгода.
Анна Серафимовна вздохнула и печально кивнула. И оранжевые ее волосики тоже печально кивнули.
- Я понимаю, - сказала она. - Катька моя, слава богу, приходит ко мне каждую неделю, внучки заскочат раз в месяц в два. Но ведь не ко мне приходят. Долг выполняют. Так принято. Для себя приходят. Для некой внутренней галочки. Представляете, Володенька, я никогда не чувствую себя такой одинокой, как когда они у меня здесь. Сидят как на иголках, чувствуешь, как они минуты каблуками шпыняют, мол, тащитесь быстрее, окаянные. Мне бы, кажется, этими минутками наслаждаться, смаковать их, а не могу. Тоже начинаю в такт секундной стрелке дергаться, представляете? А с другой стороны, чего на них обижаться? У нас же не просто разница в возрасте, разница может быть в пять, десять, пятнадцать лет. Мы же принадлежим к разным видам. Мне порой кажется, что у меня и старой собаки куда больше общего, чем у меня и моих внучек-финтифлюшек... Честное слово. - Анечка виновато улыбнулась. - Я вас, Володенька, совсем заговорила, не даю вам рта раскрыть. Рассказывайте, милый друг.
- Пришли, значит, двое, парень и девушка. Приятели внука, принесли апельсины, те самые, которыми я вас утром угощал. Марокканские. Ну-с, и рассказывать-то было бы, строго говоря, нечего, если бы я не испытывал во время их коротенького визита какое-то странное волнение, прилив сил, который, как видите, продолжается до сего момента, тьфу, чтоб не сглазить.
- Вполне все понятно. Привет от вашего любимого Саши, первый визит за долгое время...
- Вы были бы абсолютно правы, если бы не одна маленькая деталь. Молодой человек - его зовут Сергей - протянул мне кулек с апельсинами, точнее, не кулек, а сероватый такой магазинный пакетик. Я машинально протягиваю руку, чтобы взять его, и тут спохватываюсь, что рука-то левая. Она у меня после инсульта совсем стала слабенькая, не то чтобы двухкилограммовый пакет удержать, газету с трудом держишь. И автоматически, рефлекторно разжал пальцы, испугавшись, что не удержу апельсины. - Владимир Григорьевич посмотрел виновато на собеседницу, гмыкнул. - И пакет повис в воздухе.
- В воздухе?
- Да.
- Ваш этот... Сергей заметил?
- Н-нет как будто. Пожалуй, нет. Он никак не обратил на это внимания.
- А видел он висящий пакет?
- Не могу ручаться, но, наверное, видел.
- Он вам протянул пакет?
- Да.
- Тогда он видел.
- Почему вы так уверены?
- Судите сами. Вот мы с вами разговариваем. Я хочу что-то вручить вам. Куда я смотрю? В сторону? Назад? Нет, конечно. Я смотрю на то, что вручаю вам. Вот так. Согласны?
- Наверное, - неуверенно кивнул Владимир Григорьевич.
- Не наверное, а наверняка. Молодой человек видел повиснувший в воздухе пакет и не высказал при этом ни малейшего удивления или волнения. Так?
- Так, - ответил Владимир Григорьевич.
- Так, так, - передразнила она его добродушно,- экий вы у меня недогадливый.
- А о чем я должен был догадаться?
Анна Серафимовна с трудом сдерживала торжество:
- О чем, милый друг? Вы спрашиваете, о чем? Да о том, милый Володенька, что для вашего Сергея ничего необычного в этом не было. Вот о чем!
- Да-а...
- Вы-то, поди, рот рескрыли от изумления, признайтесь.
- Да, естественно.
- А он ноль внимания, представляете? А это может значить только одно.
- Что же?
- Что ваш Сергей экстрасенс, причем необычайно сильный.
- Гм... Я об этом даже не подумал.
- Меня как-то подруга познакомила с одним кинорежиссером. Что-то на "Мосфильме" он как будто ставил, но что убей, чтобы помнила. Пойдем, говорит, я тебя познакомлю с необыкновенным человеком, живым экстрасенсом. Было это, наверное, лет двадцать назад, и ни в какую парапсихологию я не верила. Чушь и суеверие, самоуверенно выносила я приговор, когда кто-нибудь рассказывал о телепатии, телекинезе или о чем-нибудь подобном. Не то, чтобы я что-нибудь знала об этих материях, что-нибудь специально читала, думала. А так просто. Из духа отрицания. Раз другие интересуются - скажу, что чепуха. Другие б ноль внимания, я, наверное, поклонницей парапсихологии стала бы.
Подруга говорит:
"Аньк, надо ему бутылочку взять, режиссер это любит".
Ага, думаю, все понятно. После бутылочки-двух чудеса легче проходят. Приехали. Режиссер вроде бы был человек еще молодой, но какой-то изрядно подержанный. Порхает так, сюда, прошу, спасибо за жертвоприношение. Это он о бутылке. Грязь в квартире фантастическая. Я такой пыли ни до него, ни после не видела. Не пыль, а вековые отложения. На луне, наверное, такая. И кухня вся - причем, представляете, дом послевоенный, кухня метров двенадцать - заставлена пустыми бутылками, и лишь дорожка пешеходная к мойке проложена. Закусывали одним плавленым сырком. То есть закусывал и выпивал в основном хозяин квартиры, а мы с Тоськой - так подругу звали, умерла, бедняжка, три года назад - только делали вид. Режиссер, надо отдать ему должное, особенно и не настаивал. Сам отлично управлялся.
