Фредерик Пол - Дитя звезд
Но что оставалось делать? У Ганна мелькнула безумная мысль нажать первую попавшуюся кнопку, повернуть любой тумблер наугад, сдвинуть какой-нибудь циферблат. Самая незначительная перемена встревожит Машину. Через несколько секунд сюда прибудут обслуживающие роботы и техники-люди.
Потом на глаза ему попалась одна-единственная ярко светящаяся кнопка. Под кнопкой виднелось одно-единственное слово. Пластинка находилась на верхушке ближайшей к Ганну консоли. Единственное слово гласило: «СТОП».
Ганн смотрел на кнопку несколько бесконечных секунд, затаив дыхание. Если назначение кнопки соответствовало ясной, недвусмысленной надписи на пластинке, то в его власти было... было..
Остановить Машину.
Оператор-майор Бойс Ганн, выпускник Академии Технокорпуса, ветеран шпионской школы на Плутоне, обученный борьбе со страшнейшими опасностями Солнечной Системы оказался вдруг на грани истерики. Остановить Машину!!! Этой мысли он не мог вынести.
Он бросился на связь-куб, нащупал выключатель, закричал, зарыдал, забормотал что-то в прибор. Он не знал языка механо, который разработала для связных машина, а если бы и знал, то в этот момент позабыл бы. Он был в буквальном смысле приведен в ужас, как никогда за всю свою жизнь.
Когда отделение План-Гвардии ворвалось в зал, потоком серых форм вырвавшись из кабин лифтов, промчавшись по коридорам с оружием наготове, они нашли Ганна растянувшимся на полу в обмороке.
В этот момент Бойс Ганн вполне мог бы умереть, получив два десятка пуль, но тех-лейтенант, командовавший отделением, отдал отрывистую команду. Он с удивлением присмотрелся к распростертому телу Ганна, подумал секунду, потом тряхнул головой.
— Не стрелять, — проворчал он. — Он должен говорить. Доставьте его в отделение Безопасности, и побыстрее.
* * *Четыре дня Ганна допрашивали круглые сутки самые мускулистые специалисты из арсенала Технокорпусовских умельцев, и они не слишком церемонились.
Он отвечал на все вопросы, рассказывая чистую правду, за что расплачивался ударами дубинки по почкам и пинками в ребра. Десятки раз он терял от ударов сознание и всякий раз оживал снова, чувствуя, как санитар с каменным лицом выдергивает из него шприц. Ганн был снова готов к продолжению допроса.
Наконец, они позволили ему заснуть. Не потому, что ответы их удовлетворили, а потому, что врачи опасались, как бы Ганн не умер.
Когда он проснулся, каждая клетка тела невыносимо болела. Он был привязан к операционному столу. Орган-банк, подумал он в первом приступе паники. Но это был не орган-банк, это была тюрьма. Очевидно, над Ганном только что потрудились врачи. Хотя тело болело, но он мог двигаться. Пальцы сгибались и разгибались, слушаясь сигналов мозга. Глаза открывались, и он мог поворачивать их в любую сторону.
Только с шеей не все было в порядке — он чувствовал на ней что-то холодное, твердое, тесное.
Воротник безопасности, с такой легкостью снятый Гарри Хиксоном, был возвращен на место.
Вокруг Ганна сновали санитары, отстегивая ремни, помогая ему подняться на ноги.
— Эй, оп, — проворчал какой-то сержант в радарном шлеме. Его подбородок казался синеватым от щетины. — Поднимайся! Ты будешь говорить с генералом.
Подгоняя Ганна, он повел его по серым коридорам к лифту. Лифт был скоростной. От легкой перегрузки голова у Ганна пошла кругом. Потом лифт резко остановился. Ганн едва не упал, но один из охранников рывком поставил его на ноги.
— Вперед, оп! Пошевеливайся!
Спотыкаясь, он вышел из лифта. Новые коридоры, потом пустая серая комната, где он, вытянувшись по стойке «смирно», долго стоял и ждал.
Потом без сигнала — видимо, он был передан через радарный шлем — охранник рявкнул: «Вперед!» и втолкнул его через дверь.
Ганн оказался в комнате побольше и поярче. Мебель была превосходная, на пьедестале сиял золотом бюст улыбающегося Планирующего, на столе доминировал золотой связь-куб Машины. На столе же имелась именная табличка: «МАШИН-ГЕНЕРАЛ АВЕЛЬ ВИЛЕР».
За столом сидел генерал, собственной персоной.
Довольно долго он рассматривал Бойса Ганна. Машин-генерал Вилер сам казался наполовину машиной. Это был крупный, плечистый, с порывистыми движениями мужчина. Тело его казалось металлическим: загорелая кожа цвета бронзы, глаза цвета стали, волосы — как медная проволока. Он в упор рассматривал Ганна, потом, в полном молчании, перевел глаза на что-то, лежавшее перед ним на столе.
Бойс Ганн почувствовал, как душит его ледяной металлический воротник. Ныли бесчисленные синяки, он был весь покрыт потом, но строго сохранял положение по стойке «смирно». В Академии Технокорпуса он изучил искусство сохранять такое положение сколь угодно долго. Неуловимое перемещение веса и перераспределение напряжения мышц уберегали от гибельного крена вперед. Он старался думать только о том, что должен стоять, как положено. Только это имело значение.
Хмурые глаза генерала были обращены к встроенным в стол экранам связи, которых Ганн не видел. Секунду спустя он нажал бесшумные клавиши, связываясь, как догадался Ганн, с Машиной. Почему же он не воспользовался связь-кубом? Ганну не пришло в голову, что генерал, быть может, опасался делать это в присутствии Ганна. Человек, который необъяснимым образом оказался в самом сердце Машины, мог равно необъяснимым способом изучить механо.
Генерал ждал, что-то читая на экране. Лоб его покрыли морщины. Вдруг он рывком поднял голову и снова взглянул на Ганна.
Экраны погасли. Плоское бронзовое лицо генерала было абсолютно лишено выражения. Оно походило на маску из мускулов, словно какой-то неумелый хирург в центре пересадки забыл подключить к мышцам нервы, которые должны были придать им жизнь.
— Оператор-майор Бойс Ганн! — резко скомандовал Вилер. Ганн подпрыгнул — он ничего не мог поделать, голос напоминал металлический скрежет.
— Вольно!
Ганн позволил плечам слегка опуститься, глубоко вздохнул, переступил с ноги на ногу. Но настоящего облегчения он не почувствовал. Глаза генерала следили за ним, стальные, холодные и безжалостные, словно они были зондами хирурга, проникающего в мозг Ганна.
— Машина требует от вас сведений, — резко объявил он.
— Я знаю, сэр, — с трудом выговорил Ганн. — Меня уже допрашивали. Раз сто, по-моему.
— Если надо, допросят тысячу! Вас будут допрашивать снова и снова. Машине нужна правда, и срочно. — Голова генерала выдвинулась вперед, словно поршень. — Дитя Звезд! Кто он такой?
Ганн почувствовал в горле сухую спазму. Он сглотнул и упрямо сказал:
— Я не знаю, сэр. Я рассказал все, что мне известно.
