Роберт Силверберг - Вертикальный мир
Прижавшись губами к ее губам, он поспешно взбирается на нее. Как обычно, паника делает его торопливым. Все же он овладевает собой и замедляет темп. Даже отваживается открыть глаза. Ему приятно, что ее глаза закрыты. Какие у нее ослепительные белые зубы! И кажется, она мурлычет. Он двигается немного быстрее. Сжимает ее в своих руках, холмики ее грудей расплющиваются его грудью. Что-то необыкновенное и изумительное возбуждает ее резко и сильно. Она вскрикивает и, издавая хриплые нечленораздельные звуки, страстно рвется на него. Он так изумлен неистовством ее оргазма, что забывает насладиться своим. Так это и кончается. Изнуренный, он льнет к ней, а она ласкает его вспотевшие плечи. Впоследствии, хладнокровно анализируя случившееся, он понимает, что это было не слишком-то уж отлично от того, что он испытывал с другими. Возможно, немного больше исступленных мгновений, чем обычно, вот и все. С Мэймлон Клавер, с предметом его пламенных грез в течение предыдущих трех лет — это осталось старым известным и испытанным процессом. Он не испытал каких-нибудь новых ярких ощущений. Слишком много романтики, а на самом деле, как гласит пословица XX века, «ночью все кошки серы», подумал он.
«Вот я и натянул ее».
Он отодвигается от нее, они встают и вместе встают под душ. Она спрашивает:
— Теперь тебе лучше?
— Я думаю, да.
— Когда я пришла, ты был ужасно скован.
— Жаль, — говорит он.
— Может, выпьешь чего-нибудь?
— Нет.
— Тебе не хочется поболтать?
— Нет, нет, — он отводит глаза от ее тела и тянется за своей одеждой. Она одеваться не торопится.
— Кажется, мне пора, — говорит он.
— Приходи как-нибудь еще. Лучше в регулярное блудное время. О, нет, это не значит, что мне не хочется, чтобы ты приходил днем, Джесон, но ночью это было бы непринужденнее. Так ты придешь?
В голосе ее явно чувствуется боязнь отказа. Догадывается ли она, что он в первый раз натянул женщину своего круга? А что, если б он рассказал ей о том, что все его приключения происходили в Варшаве, Рейкьявике, Праге и других грязных городах? Удивительно, как это он раньше боялся прийти к Мэймлон? Теперь он не сомневается, что снова придет к ней.
Джесон уходит, сопровождаемый фейерверком улыбочек, смущенных взглядов и подмаргиваний. На прощанье Мэймлон посылает ему воздушный поцелуй.
Бросив взгляд на часы, он видит, что еще довольно рано. А ведь весь смысл его затеи будет утрачен, если он придет домой вовремя! Поэтому он садится в лифт, едет в свой кабинет и убивает там два часа. Затем, вернувшись в Шанхай чуть позже 18:00, он идет в соматический зал и ложится в ментованну. Плавные пульсации психоволн несколько успокаивают его, но он плохо реагирует на психосоматические вибрации, и его мозг заполняется видениями разрушенных почерневших гонад, заваленных поврежденными балками и глыбами взорванного бетона. Тогда он выбирается из ванны. Экран в раздевалке, отреагировав на его излучение, обращается к нему:
— Джесон Квиведо, ваша жена разыскивает вас.
Прекрасно! Для обеда уже поздно. Пусть позлится. Он кивает экрану и выходит. Погуляв по залам около часа, петляя с 700-го этажа до 792-го, он наконец спускается на свой этаж и направляется домой. Экран в холле у лифта сообщает ему, что его розыски продолжаются.
— Иду, иду, — недовольно бормочет он.
Микаэла выглядит обеспокоенной и в то же время обрадованной его приходом.
— Где ты был? — спрашивает она, как только он появляется в комнате.
— О, везде и повсюду.
— Тебя не было на работе. Я пыталась тебя вызвать. Пришлось подключить сыщиков.
— Будто я потерявшийся ребенок!
— Ну, это на тебя не похоже. Ты не зря исчез посреди дня.
— Ты уже обедала?
— Я ждала тебя, — кисло отвечает она.
— Тогда давай поедим. Я проголодался.
— А ты не собираешься оправдываться?
— Потом, — он пытается создать атмосферу тайны. Он едва замечает, что ест. Затем, как обычно, возится с малышами, пока они не укладываются спать. Тщательно подбирая слова, он про себя повторяет все, что выскажет Микаэле. Внутренне он пытается выработать деланную самодовольную улыбку. В этот раз он нападет первым.
Микаэла всецело поглощена передачей. Тревога ее по поводу его пропажи, кажется, уже прошла. Наконец Джесон не выдерживает:
— Ты, кажется, хотела знать, где я сегодня был?
— А где ты сегодня был? — она взглянула на него с беззаботной улыбкой, как ни в чем не бывало.
— Я ходил к Мэймлон Клавер.
— Ты?! Средь бела дня?
— Я.
— Она была хороша?
— Великолепна! — говорит он, сбитый с толку беззаботностью Микаэлы. — Сверх всяких ожиданий.
Микаэла смеется.
— Это так забавно? — спрашивает он.
— Нет, это ты забавен.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Все эти годы ты запрещал себе блудить в Шанхае и ходил к неряхам. Теперь же, по самой глупой причине, ты наконец позволил себе Мэймлон…
— Ты знала, что я никогда не блудил здесь?
— Конечно, знала, — говорит она. — Женщины все рассказывают друг другу. Я расспрашивала своих приятельниц — ты ни разу не натягивал ни одну из них. Я проследила за тобой: Варшава, Прага… Зачем ты ходил туда, Джесон?
— Сейчас это уже не имеет значения.
— А что имеет?
— А то, что я провел день в постели Мэймлон.
Молчание.
— Ты идиот!
— Сука!
— Неудачник!
— Стерильная!
— Хам!
— Подожди, — говорит он, — а зачем ты ходила к Сигмунду?
— Подразнить тебя, — признается она. — Он карьерист, а ты нет. Я хотела тебя завести, заставить что-нибудь предпринять.
— Ты нарушила обычаи и прелюбодействовала днем с мужчиной по своему выбору. Нехорошо, Микаэла. Я бы сказал, не по-женски.
— Зато ставит все на свои места: женственный муж и мужеподобная жена.
— Дикарка! — кричит он и дает ей пощечину. — Как ты могла?
Потирая щеку, она отодвигается от него.
— Дикарка? Я? Ах ты, варвар! Да я бы могла упечь тебя в Спуск за…
— А я бы мог тебя упечь в Спуск за…
Оба останавливаются и смотрят друг на друга.
— Тебе не следовало бить меня, — говорит она немного погодя.
— Я был возбужден. А ты нарушила правила.
— У меня были свои причины…
— Даже имея причины, нельзя! — говорит он. — В любом случае это может привести сюда нравственных инженеров.
— Ты молчаливый болтун, — в голосе ее слышится нежность. — Мы, наверное, стерилизовали полэтажа своими криками. Какой был в этом смысл, Джесон?
— Я хотел, чтобы ты поняла кое-что о себе. Свою, безусловно, архаичную психологическую сущность, Микаэла. Если бы ты только могла взглянуть на себя со стороны. На последствия своих мелочных побуждений… Мне не хочется снова начинать ссору, я только пытаюсь объяснить тебе…
