Нил Эшер - Скиннер
Джанер пожал плечами.
— Что будет, то будет… Скажи, зачем при таком изобилии здесь нужна так называемая «выращенная в Куполе пища»?
Эрлин улыбнулась каким-то своим воспоминаниям, и Джанер едва не позавидовал ей.
— Это земная пища — растения содержат много естественных гермицидов, даже токсинов, которые сдерживают рост вирусных волокон. К счастью, хуперы занимаются этим со времен самого Джея Хупа, иначе они не смогли бы выжить. Особенно полезен чеснок, и они выращивают его здесь почти тысячу лет.
— Разве есть необходимость в сдерживании роста волокон?
— Медленный рост лучше быстрого, в этом случае ты не становишься туземцем, — ответила Эрлин.
Джанер ждал объяснения, но его не последовало. Он доел мясо бокси и хотел было продолжить разговор на эту тему, но тут снизу раздался жалобный писк. Роуч открыл чугунный ящик для наживки; животное, извивавшееся в его руках в попытке избежать острия крючка, было похоже на миниатюрную трубу с длинными ногами болотной птицы и перепончатыми лапками.
— Не будем ему мешать, — предупредила Эрлин. — Постороннему очень опасно находиться рядом с занятым рыбной ловлей хупером.
— Что ты имеешь в виду?
Она показала на ящик для наживки.
— Некоторые из этих тварей могут вонзиться в твое тело, как сверло. Потом их очень трудно извлечь.
Джанер послушно отошел в сторону. «Трубы» подпрыгивали в ящике и, казалось, наблюдали за ним, хотя у них не было глаз. Роуч не принимал никаких мер предосторожности, насаживая существо на блестящий крючок. Когда тварь издала последний булькающий писк, ее собратья в ящике замолчали и скрылись из виду.
Он кивнул моряку, прежде чем последовать за Эрлин, но Роуч был настолько увлечен ловлей, что не обратил на него внимания.
— Кроме того, неизвестно, какова будет добыча. В море живут моллюски-лягушки, моллюски-молоты, не говоря уже о глистерах и приллах. И, несомненно, пиявки.
Джанер понятия не имел о большинстве перечисленных ею тварей, но сейчас у него не было желания узнавать о них больше.
Когда они поравнялись с мачтой, Эрлин указала на его ремень:
— Вижу, ты не носишь оружия, а зря.
Он кивнул, но в следующий момент его внимание привлекло что-то обгонявшее судно, рядом с поверхностью воды. Сначала ему показалось, что это была стайка пингвинов, потом, вглядевшись, Джанер брезгливо передернул плечами — какие огромные пиявки!
— Почему люди остаются здесь? Лично мне это место кажется адом.
Эрлин задумалась, прежде чем ответить.
— Хуперы привыкли к такой жизни. Лишь несколько лет назад они узнали, что имеют право покинуть планету. Они остаются, потому что понимают преимущества здешней жизни. Если хупер проживет достаточно долго, то станет кем-то вроде Старого капитана: практически бессмертным и неуязвимым, не чувствующим боли, живущим в полном согласии с самим собой.
— Похоже, необходимо долго прожить, чтобы воспользоваться такими преимуществами, — заметил Джанер, все еще наблюдая за пиявками.
— Да, — согласилась Эрлин. — Кроме того, существуют экономические факторы, о которых мы успели забыть благодаря преимуществам нашей жизни. Хупер должен очень долго работать, чтобы позволить себе переезд.
Джанер повернулся к ней, слова «позволить себе переезд» отчетливо отпечатались в его затуманенном мозгу.
— Полагаю, эта небольшая увеселительная прогулка не совсем бесплатна?
Женщина улыбнулась.
— Конечно, предлагаю договориться с Роном о цене, и побыстрее.
Джанер бросил взгляд на широченную спину капитана.
— Думаю, в процессе переговоров мне не стоит называть его «вором» или «грабителем», верно? Не хочется даже думать, что со мной будет, если я его разозлю.
— Старые капитаны редко выходят из себя — это слишком опасно. Можешь называть его как хочешь, пока платишь. Уверена, тебе не хочется покинуть это судно здесь и сейчас.
Джанер снова посмотрел на маячившую впереди стайку пиявок и попытался как-то поддержать разговор.
— Скажи, а пиявки когда-нибудь умирают?
— И да, и нет. На них тоже охотятся другие животные, их убить ничуть не труднее, чем любое другое существо, но они не умирают от старости. При оплодотворении они делятся на сегменты, которые затем превращаются в большие капсулы или яйца — и из них, в итоге, появляются тысячи маленьких милых пиявочек.
— Очень трогательно. А самцы есть?
— На самом деле нет. Пиявки — гермафродитны… в некотором смысле.
— Так же бессмертны, как и все остальные формы жизни.
— Да, именно так. — Эрлин кивнула, погрузившись в собственные мысли.
Джанер понял, что она уже находится далеко от него, и поспешил в каюту за пистолетом, решив, что будет вести себя крайне осторожно.
На огромной скале, окруженной бескрайним океаном, Снайпер протянул трехсуставную руку, сжал слона в прецизионной клешне и передвинул его на доске. Наблюдая одним глазом, расположенным на отростке, он не сводил второй глаз с четырех предметов, расположенных на слегка подпорченной, разложенной на скале рядом с доской шкуре.
Одним из предметов был взрывающийся ошейник раба, тусклую металлическую поверхность которого испещряли прадорские иероглифы. Быстрое ультразвуковое сканирование показало, что тонкий слой двумерной взрывчатки все еще был активным после всех прошедших лет. Это означало, что на антикварном аукционе на Кораме за ошейник можно было получить не меньше тысячи новокарфагенских долларов. Два других артефакта были более интересными и ценными, так как подобные ошейники сотнями находили рядом с островом Скиннера. В одном из предметов, несмотря на практически распавшуюся металлокерамическую оболочку, боевой зонд узнал очень древний нервный возбудитель, другой, представлявший собой ржавую бесформенную массу, после сканирования оказался пулевым ружьем. Этот последний предмет, несмотря на очень плохое состояние, должен был стоить бешеных денег, потому что принадлежал либо самому Хупу, либо одному из его товарищей. Снайпер присел на своих шести паучьих ногах и стал обоими глазами следить за игрой.
— Сколько ты за них хочешь? — спросил он, определив возможную опасность для ферзя после восьми следующих шагов.
Соперник опустил на камень ногу-коготь, которой он сделал ход конем, и уставился на Снайпера красными глазами. Это был парус, сложивший розовые кожистые крылья в сложную конструкцию, состоящую из складок и выступов и немного напоминавшую рясу монаха, и немного — вычурное одеяние елизаветинской эпохи. Он изогнул шею вопросительным знаком и рассматривал доску, обнажив в ухмылке килограмм жуткого вида клыков.
