Аркадий Стругацкий - Третий глаз
Вошел маленький чернявый Сименон в сопровождении новичка, физика Марио Пратолини, оба в комбинезонах, увешанные снаряжением, при карабинах и охотничьих ножах. Сименон был как всегда угрюм, а Марио сиял и лоснился от удовольствия и волнения. Поль встал к нему навстречу. Горбовский открыл глаза и стал смотреть. На лице его появилось сомнение, и Поль сразу понял, в чем дело: новичок был явно плох.
— Куда отправляетесь? — спросил Поль.
— Пробный выход, — ответствовал Сименон. — Первая зона. Сектор шестнадцать.
— Я не такой уж и новичок, директор, — сказал Марио с веселым достоинством. — Я уже охотился на Яйле. Может быть, можно обойтись без пробы?
— Нет, без пробы нельзя, — сказал Поль. Он вышел из-за стола и остановился перед Марио. — Без пробы нельзя, — повторил он. — Инструкцию изучили?
— Два дня зубрил, директор. Мне приходилось охотиться на ракопауков, и мне говорили…
— Это несущественно, — мягко перебил Поль. — Давайте лучше поговорим о Пандоре. Вы потеряли егеря. Ваше решение?
— Даю серию сигнальных выстрелов и жду ответа, — отбарабанил Марио.
— Егерь не отвечает.
— Включаю рацию, сообщаю вам.
— Действуйте.
Марио схватился за рацию, и Сименон едва успел подхватить его карабин. Горбовский опасливо поджал ноги.
— Не торопитесь, — посоветовал Поль, — и будем считать, что карабин вы уже утопили.
Марио воспринял это как шутку. По его движениям было видно, что рации вообще для него не диковинка, но не такие — агрегаты из коротковолнового приемо-передатчика, радиометра и биоанализатора. Марио с сопением крутил верньеры, Поль ждал, а Сименон, держа у ноги оба карабина, смотрел в угол.
— Странно, — сказал, наконец, Марио. — Просто удивительно…
— Да нет, — сказал Поль. — Что же тут удивительного? Вы, собственно, чего хотите?
— Ах, да! — Марио вдруг осенило. — Так я получаю концентрацию белка… Ага… Белка много… Так. Сейчас. Готово! Передавать?
— Передавайте, — холодно сказал Поль.
— Э-э… А-а… Постойте, я еще не подсоединил микрофон… — Марио засунул руку за воротник, ища шнур микрофона. — Вообще, если рассуждать логически, совершенно непонятно, как может потеряться егерь.
— Слева, слева, — мрачно подсказал Сименон.
— Да, — согласился Поль. — Егерю теряться совершенно незачем. Но можете потеряться вы.
Марио подсоединил микрофон и снова спросил:
— Передавать?
— Передавайте, — сказал Поль.
— Алло, алло, — сказал Марио стандартным радиоголосом, — База, База, говорит Пратолини, потерял егеря, жду указаний!
— Поль, — мрачно сказал Сименон. — В пробном выходе все это не так уж обязательно. Мы пройдем от ориентира к ориентиру, я покажу ему тахорга, и мы вернемся менять белье…
— А в чем дело? — спросил Марио несколько раздраженно. — Меня не слышно? Как вы меня слышите? Алло!
— Слышу вас хорошо, — сказал Поль. — С запада на ваш сектор идет лиловый туман, приготовьтесь. Включите пеленгатор и ждите на месте.
Марио включил пеленгатор и спросил:
— А что, лиловый туман — это существенно?
Поль повернулся к Сименоиу.
— Ты готовил его к выходу? — спросил он тихо.
Сименон покусал губу.
— Поль, — сказал он. — Мы идем в пробный выход.
— Ты ошибаешься, — сказал Поль ровным голосом. — Вы не идете в пробный выход. Вы сейчас идете в террарий и будете тщательно готовится к пробному выходу. Не в кафе, а в террарий. И не рассказывать легенды, а готовиться к пробному выходу. А завтра я приму вас опять и посмотрю, как вы подготовились. Я вас не задерживаю.
— Прошу прощения! — воскликнул Марио. Глаза его засверкали. — Я не мальчик! Я охотился на Яйле, у меня не так уж много времени! Я приехал охотиться на Пандору! В Пандорианский террарий я мог бы сходить и в Кэйптауне…
— Пойдем, пойдем, — сказал Сименон, взял его за руку.
— Да нет, Жак, что значит — пойдем? Это странный, необъяснимый формализм! — Поль холодно смотрел ему в глаза. Марио стало неловко, и он стал смотреть на Горбовского — как на знакомого человека и соседа по столу в столовой. — На Яйле я не видел ничего подобного!
— Пойдем, пойдем, — повторил Сименон и потянул его за собой.
— Но я требую хотя бы объяснений! — гремел Марио, обращаясь уже прямо к Горбовскому. — Я терпеть не могу, когда со мной обращаются, как с каким-нибудь сопляком! Что это за вздор? Почему это у меня может вдруг потеряться егерь?
— Не сердитесь, Марио, — сказал Горбовский и улегся поудобнее. — Не надо так сердиться, а то на вас по-настоящему рассердятся. Вы ведь совсем-совсем не правы. Совсем-совсем. И ничего уж тут не поделаешь.
Марио несколько секунд смотрел на него, раздувая ноздри. Потом, произведя неопределенное движение рукой, он сказал:
— Это совсем другое дело. В конце концов порядок должен быть во всем. Но могли мне сразу просто сказать, что я неправ…
— Да пойдем же! — в отчаянии вскричал Сименон.
— Жак, — сказал Поль им вслед. — В восемнадцать ноль-ноль зайдешь ко мне.
Горбовский неожиданно вскочил.
— Погодите, Жак! — закричал он. — Один вопрос! Можно? Что вы будете делать, если столкнетесь в лесу с неизвестным животным?
— Пристрелю и позову биологов, — зло ответил Сименон и скрылся за дверью.
— Гордец какой, — сказал Горбовский и снова повалился в кресло.
— Видали? — сказал Поль. — Ну, я им покажу пробный выход, они у меня вспомнят первый закон человечества… — Он вернулся за свой стол, отыскал давешнюю сводку и приписал на полях: “22.00 — радиологическая тревога и землетрясение. 24.00 — общая эвакуация”. Затем он нагнулся над микрофоном секретаря и продиктовал: “В 18.00 совещание всего свободного от дежурства персонала у меня в кабинете”. Горбовский сказал:
— Очень вы грозны, Поль.
— Тем хуже для меня, — сказал Поль.
— Да, — согласился Горбовский. — Тем хуже для вас. Вы еще очень молодой начальник. Со временем это проходит.
Поль хотел ответить, что, в конце концов, он предпочел бы вообще не быть начальником и что на благоустроенных планетах начальники вообще никому не нужны, как вдруг под потолком вспыхнул красный свет и раздался оглушительный звон. Оба вздрогнули и разом повернулись к экрану аварийной связи. Поль включил прием и сказал:
— Директор слушает.
Послышался хриплый задыхающийся голос:
— Говорит Сартаков! Говорит Сартаков! Как меня слышно?
— Слышно хорошо, — нетерпеливо сказал Поль. — В чем дело?
