Полина Волошина - Маруся
— Еда? — наконец переспросил он.
— В этом доме вообще есть еда?
— Не знаю, — окончательно растерялся Нос.
Маруся нахмурилась.
— Ты же из этого дома.
— Не… Я из другого. Здесь Алиса живет.
— Одна Алиса?
— Ну да…
— Странно…
— Так нас тут мало. Сюда же только это…
— Что это?
— Ну, только таких берут.
У Маруси проскочила тревожная мысль, что она попала в летний лагерь для умалишенных.
— Каких «таких»? — строго спросила она.
— Ну, это… таких… Особенных.
— Да каких особенных?
— Ну, типа… как это… ну, одаренных.
Нос снова покраснел, будто признался в чем-то очень неприличном.
— Собирают по всему миру. Победители научных олимпиад, вундеркинды и прочие… такие.
Маруся нахмурилась еще сильнее. Она, конечно, не считала себя дурой, но одаренной? Вряд ли ее умение управлять гоночным автомобилем могло иметь значение для науки. Тогда что? Может быть, папа устроил ее сюда по блату, а сам наврал про письмо? На папу не похоже. Ошиблись в школе? Не до такой степени. К тому же, в школе были куда более одаренные ученики.
Маруся ничего не понимала в математике, еще хуже в физике, совсем погано в химии, ненавидела историю, спала на литературе, с трудом переваривала иностранные языки, биологию, географию, астрономию… Она была очень одаренной прогульщицей и, несомненно, гениальной лентяйкой. Короче, в научный лагерь ее можно было пригласить только в качестве подопытного материала.
— То есть… Ты, Алиса, Илья… и все остальные. Вы типа гении?
— Типа да, — обреченно вздохнул Нос.
Маруся взъерошила волосы, словно пытаясь расшевелить свой оцепеневший от удивления мозг.
— Ничего не понимаю. Я получила сюда направление из школы.
— И?
— И у меня нет никаких талантов.
Нос улыбнулся.
— Этого не может быть.
— Не может быть, но случилось.
— Степан Борисович сам лично отправляет приглашения, так что ошибки быть не может.
— А кто это, Степан Борисович?
— Директор школы и летнего лагеря. Наш главный профессор.
— Бунин?
— Ага.
— Ну да. Папа говорил, что Бунин и прислал… Странно.
— Может, он знает о тебе что-то, чего не знаешь ты?
— Что, например?
— Ну…
Нос закатил глаза. Это могло затянуться надолго. Маруся решительно соскочила со стула и направилась к выходу.
— Где он сейчас, этот ваш Бунин?
— Готовится к открытию конференции.
— Что-то связанное с археологией?
Нос кивнул.
— И что, можно с ним как-нибудь встретиться?
— Попробовать можно.
На самом деле Маруся думала вовсе не о том, чтобы выяснить, какими такими скрытыми талантами она обладает, что ее пригласил в школу для гениев лично профессор Бунин. Маруся собиралась поскорее убедиться в ошибке и благополучно свалить отсюда в кратчайшие сроки. Свобода казалась теперь совсем близкой. Это придавало сил и здорово поднимало настроение. Даже извращенец Нос казался теперь милым и обаятельным дылдой. По секрету, Маруся даже представила, ну совсем ненадолго, на долю секунды, как бы она обнималась с таким долговязым, если бы, конечно, она с ним обнималась.
Картина получилась такой: он вытягивает свои длинные-длинные руки, обнимает Марусю, потом закидывает руки дальше, обматывает вокруг себя и снова обнимает Марусю. Впрочем, чтобы это сделать, ему пришлось бы сесть, ну или Марусе встать на табуретку, хотя она была очень даже высокой девочкой, но не до такой же степени. Тьфу, о чем только не успеваешь подумать, пока разговариваешь с парнем. Лучше вам и не знать.
16
На улице было ярко и жарко. Маруся спустилась с крыльца, прикрыв глаза ладонью, сразу же зачерпнула кедами песок, какое-то пляжное воспоминание (надо поднимать ноги выше!), остановилась, вытряхнула, заметила муравейник под березой и, кстати, лак на ногтях облез, а руки-то загорели сильнее, чем ноги, и что это там щекочет плечо?
Ага, маленькая божья коровка. Шесть точек. В детстве говорили, сколько точек, столько коровке лет — врали, наверное. Запах горячего асфальта, вяленой на солнце травы… в общем-то, если убрать всех людей, здесь можно было бы неплохо отдохнуть — забраться на крышу с тазиком черешни, сидеть там, объедаться, косточки пулять.
Маруся подставила палец и дождалась, когда красный жучок переползет на него. Божья коровка, улети на небо, там твои детки, кушают конфетки… Кстати. Конфетки. Маруся вспомнила, что хочет есть, но конфетки остались в сумке.
— Ты идешь?
И минуты помечтать не дадут.
— Иду.
Теперь дылда казался еще выше, чем в доме. Он был не из тех людей, с которыми вам бы хотелось идти рядом — вдруг, кто подумает, что это твой парень. Но выбора не было. Повесить табличку: «Он не со мной, он просто показывает дорогу»? Там, в Сочи, у Маруси был парень. Красивый, клевый. И хотя с момента расставания прошло всего два дня, за это время успело произойти столько всего, что теперь казалось, будто романтичное приключение осталось в далеком прошлом вместе с красивым и клевым парнем. А что взамен?
Дылда остановился у трамвайной остановки и уселся на скамейку под козырек — в сложенном состоянии он выглядел несколько приличнее, по крайней мере, можно было заглянуть ему в глаза. Глаза у него были синие и на этом достоинства заканчивались, а еще Маруся стала думать, как он, вот этими самыми глазами, смотрел на нее ночью. Сразу захотелось отвернуться.
— А ты из Москвы, да?
Маруся кивнула.
— Круто.
Если не поддерживать разговор, он быстро закончится.
— А здесь была когда-нибудь?
Или не закончится…
— Нет.
— Понятно.
Даже днем городок выглядел пустым. Хотя по такой жаре — естественно: скорее всего, ученики сидели в прохладных лабораториях и резали мышей, или кого там они режут в своих лабораториях.
— Видела наш трамвай?
— Ага.
— Вообще-то он музейный, но Бунин одолжил его для школы. Ну, типа, чтобы мы не забывали историю.
Ящерку Маруся оставила в комнате. Спрятала в карман сумки. Возможно, это все было паранойей, но почему-то казалось, что именно из-за этого предмета все шло наперекосяк.
— Здесь еще метро есть. Маленькое, но настоящее.
С другой стороны, очень хотелось выяснить, что же это за материал? Вряд ли он был радиоактивный. Тогда у Маруси уже давно выпали бы волосы и зубы. А может, это накапливающаяся радиация, и зубы выпадут завтра или через неделю, но сразу все.
