В Храмов - Сегодня - позавчера_2
- Ошибки?
Парфирыч вздохнул, расстегнул воротник, весь как-то осунулся, будто вынули из него центральный стержень. Он превратился из старшего майора ГБ в обычного старика, битого жизнью. Круто. Их учат этому фокусу перевоплощения или это природно-интуитивное, как его "чутьё"?
- Понимаешь, информация о мнении, что Берия сильно мешать стал, была даже у меня. Очень многие были им недовольны, что не удивительно. И тут этот мальчишка с Антипом с письмом от тебя. Я почитал записи этого Голума. А это его настоящее имя?
- Нет. Это прозвище.
- Он так себя и в записях называл. Странно.
Правда, странно. Хотя, что странного. Он - это я, каким мог бы стать в будущем. Или стал. А "загадочность" - это генетическое. Куда оно денется?
- Почитал я эти сочинения, - продолжил Парфирыч, - многое у меня в голове перевернулось. Я сначала не поверил. Чушью посчитал. Дезинформацией. Думал, и как же это Кузьмина так вокруг пальца обвели?
- А вещи? Я как их увидел - сразу понял, что этот жаворонок не спроста тут. Там такие предметы, обычные, обиходные, которых пока и создать невозможно. Мы ими тоже пользовались. И теперь не представляю, как без них? Зажигалка прозрачная со сжиженным газом, прозрачные плёнки, самоклеющиеся лента, самопишущие ручки, рации. И на всём этом даты производства. Для дезы - больно накладно. Из материалов, ещё не существующих, производство, технологии, каких нет. Для дезы?
- Да, это и меня убедило. Но дело не в этом. На многие события и на многих людей я взглянул по-другому. Того же Берию взять. Я и не знал о его руководстве атомным проектом. О разработке вооружений знал. Мы считали, что он и должен этим заниматься, а госбезопасностью должны заниматься мы. А, оказалось, что половина нашей... его разведки занималось, как это в голумовых записях называется, а, вот - промышленный шпионаж. Поэтому я и поехал к Меркулову. Мы с ним неплохо знакомы. А Меркулов уже и вышел на Берию. Он приказал тебя и всех причастных изолировать, фигурантов записей взять под наблюдение и... И всё.
- Почему?
- Твой Голум основывался на художественных произведениях и слухах с домыслами. Не самый надёжный источник, согласись. А затрагивались интересы совсем не маленьких людей. Ошибиться нельзя.
Парфирыч тяжко вздохнул:
- Не смотря на всю свою значимость, Лаврентий Павлович сам себя назначил на роль "живца". Кстати, твой "доспех" ему и спас жизнь. Он его под тонкое пальтишко одел, чтобы ватником выглядело. Простыл только сильно. И в руку ранен. И внутренние травмы. От удара пули броня твоя не спасает.
- Это точно, - я потёр грудь с левой стороны, куда впилась тогда винтовочная пуля, пробив 8-мм пластину доспеха.
- Хорошо, в голову не попали. Близко и их не пустили, они издали стреляли. Про "доспех" они не знали.
- Ну, вот и хорошо. Теперь меня отпустят? Записи у вас, Голума я, к сожалению, потерял. Больше ничем не могу помочь.
- Этот человек точно мёртв?
- Ему миной оторвало обе ноги, разворотило кишки. Нести его было некому, мы были под сильным обстрелом. И не донесли бы. Я ему полмагазина автомата в лицо выпустил. Чтобы наверняка. Немцу он не достанется.
- Точно?
- Парфирыч! На фига мне врать? Неужели ты думаешь я его немцам бы оставил? И Кадет видел.
- Перунов будет говорить то, что ты скажешь. Даже под пыткой.
- Надеюсь, его не пытали? Молодых, с не закостеневшей психикой, сломать легко. А он хороший парень.
- Нет, конечно. Даже не допрашивали. Мы, с Сашей, с ним поговорили, порасспрашивали, Саша его и забрал в училище, от греха подальше, спрятал. А что там за история с немцем? Вели-вели его, потом живым бросили.
- Перевоспитывали. Думаю, когда вернётся домой, а он должен вернуться и не пойти больше воевать, он не откажется сотрудничать. Привет от меня передадите, поможет. Только, он не будет делать ничего, что может повредить немцам. Он, все-таки, любит свою страну.
- И что от него толку?
- Парфирыч, ну ты что? Не разочаровывай меня. Я шпион или ты? Неужели я должен вам, матёрым волкодавам, подсказывать, как использовать агента влияния, как он может, своим не навредив, нам помочь? Беглых пленных укрыть, сообщение передать. Да, я не знаю вашей шпионской специфики.
- Да, Витя, ты прав. Наверное, я устал. Надо отдохнуть. И ты отдохни. Завтра поедем в гости.
Узник
(1942г.)
Суд инквизиции.
Ехали мы не долго. Всего полдня на машине. Мне завязали глаза, поэтому я ничего не видел. Приехали. Судя по звукам, за город. Меня вывели, вели, поддерживая, через двери, по лестницам. Вверх, вниз, опять вверх, опять вниз, ещё вниз. Они кружили меня. А я и не старался запоминать дороги. Оно мне надо? Пытаться перехитрить НКВД? Напрасные напряжения меня никогда не вдохновляли. Наконец, пришли. Комната. Большая. Есть окна. В помещении было несколько человек. Я сел на подставленный мне стул.
- Старшина, нам надо ждать от тебя неожиданностей? - спросил голос Парфирыча.
- Смотря, что планируется, - пожал я плечами.
- Разговор, - ответил голос Кельша.
- О! Николай Николаевич! Давненько не виделись! Поговорить я не против. Меня не будут трогать - буду послушным, как гимназистка.
Три пары сапог прошли к выходу. Начался разговор. Спрашивали Парфирыч, Кельш и два незнакомых голоса. Я чувствовал ещё двоих, но они молчали, только стулья скрипели. Они расспросили меня о моей службе, о боях, об увиденном, о моих впечатлениях и мыслях. Дошли до "машины времени" и Я-2.
- Почему вы сразу сделали однозначный вывод о пришельце из будущего?
М-да. Почему? Сказать им, что я сам "засланный казачёк"? А что? Реальный шанс попрогрессорствовать. Меня слушать будут. В рот заглядывать. И... запрут. Далеко и надолго. Во избежание. У крысы лабораторной - судьба скучная. Хотя и безопасная. Безопасная? Не стану ли я артефактом, за обладание которым начнётся война между своими с непредсказуемым результатом? Не лучше ли старшиной роты охотиться на танки? Опаснее? Ненамного. Зато, сам хозяин своей жизни!
- Кузьмин, ты не уснул?
- Вот, задумался. Говорить вам или нет. Скажу - закроете меня за решётками и мягкими стенами. Как психа. А не говорить - не отстанете. Так и будите думать-гадать, где я вас обманываю.
- Говори. Мы уже все убедились в твоей твёрдой разумности.
- Там, в последнем бою, я пошёл в атаку на танки.
- Да, нас тоже удивил этот поступок. Ты приказал своей роте отходить на запасную позицию, а сам пошёл в одиночную атаку на танковый батальон. Почему?
- Тогда мне это показалось хорошей идеей.
- А сейчас?
- А сейчас я понимаю - из моей атаки вернуться было нельзя. Это сейчас. А тогда - пелена усталости с глаз спала и я вдруг отчетливо увидел всё поле боя. Каждый танк, каждого человека. Говорят, это особое состояние психики, бывалые бойцы называют подобное "упоением боем". Я увидел, что враги сосредоточились на обстреле моих ребят. Их было так много, что я понял - никто не добежит, всех в спину положат. Нет смерти для мужчины позорнее, чем в спину, а ребята уже доказали, что они - герои. И ещё я вижу, что на меня никто внимания не обращает. И я рванул обратно. Я зашёл им во фланг. Я убивал их раньше, чем они понимали, что я - не один из них. Я зачистил всю траншею. И танк увидел. Так себе танк, чешский. Надёжный, но устаревший. Броня тонкая, на клёпках, оружие слабое, силуэт высокий. Только внутри асы сидели. Они всю Европу уже проехали. Ну, думаю, дальше я вас не пущу! У меня противотанковая граната и огнесмесь. Не помню, в чём - бутылка или шар ампулы. Я подобрался к нему ближе, кинул и то и другое. Танк загорелся. Но я попал неудачно - он продолжал ехать. Он развернулся и на меня пошёл. Может, на гусле порванной его крутануло?
