Артур Кларк - Лунная пыль. Я, робот. Стальные пещеры
Комиссар помолчал немного, а затем сказал:
— Что-то медленно у нас идут дела, знаете ли…
— Да никак пока не идут. Но могут пойти.
— Ну, вот и отлично, — сказал комиссар, но по его лицу не видно было, чтобы он сказал то, что думал.
Когда Бейли вернулся к своему столу, там его уже ждал Р.Дэниел.
— Ну, а у вас какие новости? — ворчливо произнес Бейли.
— Я закончил первую общую проверку картотеки, партнер Илайдж, и обнаружил двух из тех, кто вчера нас преследовал; кроме того, эти же двое участвовали в инциденте у обувного магазина.
— Покажите-ка мне их.
Р.Дэниел положил перед Бейли две карточки, размером с почтовую марку каждая. Их поверхность была сплошь усеяна точечным шифром. Затем робот достал портативный дешифратор и вложил одну из карточек в предназначенный для этого паз. Точки шифра обладают электропроводными свойствами, отличными от свойств самой карточки. Поэтому электрическое поле, проходящее через карточку, особым образом преобразуется, и результате чего на небольшом экране аппарата возникают цепочки слов. Если бы не код, эти слова заняли бы несколько страниц бумаги стандартных размеров. И если бы не дешифратор утвержденного полицейского образца, понять их было бы невозможно.
Бейли безучастно просматривал материал. Первым оказался Фрэнсис Клусарр, тридцати трех лет; арестован два года назад; причина ареста — подстрекательство к мятежу, служащий компании “Нью-Йорк Йист”; домашний адрес такой-то; родители такие-то; цвет волос и глаз, особые приметы, образование, послужной список; психологический тип, тип конституции, дополнительные сведения и, наконец, номер трех опознавательных снимков в галерее мелких преступников.
— Вы проверили фотографию?
— Да, Илайдж.
Вторым был Герхард Пауль. Бейли просмотрел данные о нем и сказал:
— Все это не то.
— Я с вами не согласен, — возразил Р.Дэниел. — Если существует организация землян, способных на убийство, то они ее члены. Разве это не очевидно? Не следует ли допросить их?
— Мы ничего от них не добьемся.
— И тот и другой были как в магазине, так и в столовой. Они не могут отрицать это.
— Находиться там еще не преступление. Кроме того, они могут отрицать это. Скажут, что не были там, вот и все. Как доказать, что они лгут?
— Но я их видел.
— Это не доказательство, — рассердился Бейли. — Ни один суд, если бы даже до этого дошло дело, не поверит, что вы можете запомнить два лица из миллиона.
— Но ведь я могу.
— Конечно. Ну-ка скажите им, кто вы такой. Стоит вам только признаться, и вы больше не свидетель. Ни один законный суд на Земле не признаёт вашего брата.
— Значит, вы передумали? — заметил Р. Дэниел.
— Что передумал?
— Вчера в столовой вы сказали, что их не нужно арестовывать. Вы сказали, что, коль скоро я помню их лица, их можно арестовать в любой момент.
— Верно, сказал глупость, — признался Бейли. — Я просто обалдел тогда. Это невозможно.
— Даже из психологических соображений? Они ведь не знают, что у нас нет доказательств их причастности к заговору.
— Слушайте, — произнес, нервничая, Бейли, — через полчаса сюда из Вашингтона прибудет доктор Джерригел. Вы можете подождать, пока я с ним не поговорю? Можете?
— Я подожду, — сказал Р.Дэниел.
Энтони Джерригел оказался аккуратным и весьма вежливым человеком среднего роста, и по его виду никак нельзя было сказать, что имеешь дело с лучшим знатоком роботехники на Земле. Он опоздал почти на двадцать минут и стал приносить свои глубокие извинения. Побелевший от томительного ожидания, Бейли не очень-то вежливо отмахнулся от его извинений. Он проверил, оставлена ли за ним комната для совещаний “Д”, подтвердил распоряжение о том, чтобы в течение часа их никто не беспокоил, и повел доктора Джерригела и Р.Дэниела через коридор по трапу к двери одного из кабинетов, защищенных от лучей подслушивателя.
Прежде чем приступить к делу, он тщательно проверил изоляцию стен, прислушиваясь к низкому гудению пульсометра, который он держал в руке. Малейшее изменение тона пульсометра указывало бы на неплотность защитной оболочки. Он направил его также на потолок, пол и — особенно тщательно — на дверь. Изоляция была в полном порядке.
Доктор Джерригел слегка улыбнулся. Он производил впечатление человека, который никогда не улыбался более, чем слегка. Одет он был с аккуратностью, которую не назовешь иначе, как педантичной. Его седые волосы были гладко зачесаны назад, а румяное лицо, казалось, было только что вымыто. Он сидел, чопорно выпрямив спину, будто еще в детстве от постоянных материнских наставлений о том, как надо сидеть, его хребет навсегда принял это положение.
— Начало довольно устрашающее, мистер Бейли, — сказал он.
— Дело серьезное, доктор. Мне нужны сведения о роботах, которые можете дать, пожалуй, только вы. Все, о чем мы будем здесь говорить, является государственной тайной, поэтому власти надеются, что, покинув это помещение, вы забудете, о чем здесь шла речь.
Бейли взглянул на свои часы.
Легкая улыбка мгновенно слетела с лица эксперта по роботехнике.
— Позвольте объяснить, почему я опоздал. (Это, видимо, не давало ему покоя.) Я решил не лететь самолетом. Я подвержен воздушной болезни.
— Очень жаль. — Бейли последний раз взглянул на пульсометр и, убедившись, что точность установки его не изменилась и что он работает нормально, отложил прибор в сторону и сел.
— Точнее сказать, я начинаю нервничать. Легкий приступ агорафобии. Так, ничего особенного, но факт есть факт. Вот я и решил добираться экспрессами.
— Агорафобия? — с внезапным интересом переспросил Бейли.
— У меня это прозвучало серьезней, чем следовало бы, — поспешно сказал эксперт. — Такое чувство вы испытываете в самолете. Вам когда-нибудь приходилось летать, мистер Бейли?
— Несколько раз.
— Тогда вы меня поймете. Это — ощущение, будто вокруг вас ничего нет, будто от пустоты, от воздуха вас отделяет тонкая полоска металла. Ужасно неприятно.
— Значит, вы ехали экспрессом?
— Да.
— Прямо из Вашингтона в Нью-Йорк?
— О, пустяки. С тех пор как открыли туннель Балтимора — Филадельфия, это не составляет труда.
Так оно и есть. Хоть Бейли и не доводилось пользоваться этим видом транспорта, он знал, что такая возможность существует. За последние два столетия Вашингтон, Балтимора, Филадельфия и Нью-Йорк разрослись настолько, что почти соприкасались друг с другом. Эта часть восточного побережья даже получила полуофициальное название Район Четырех Городов, Находятся даже сторонники объединения их в один Сверхгород. Бейли не нравилась эта идея. Один Нью-Йорк и то едва поддается централизованному управлению, а город с населением более пятидесяти миллионов человек просто рухнет под собственным весом.
