Юрий Шушкевич - "Вексель Судьбы" (книга первая)
-- То есть вы хотите сказать, что эти пятнадцать миллиардов -- это скопившийся за невостребованностью доход доверителя, то есть на сегодняшний день -- меня?
-- Да, совершенно верно. Только пожалуйста, уймите ваше стеснение! За вычетом 7/12 и 7/21 мы имеем... -- банкир на несколько секунд задумался, -- мы имеем... 21/252, или где-то около восьми процентов годового управленческого вознаграждения, из которых ваших - ровно половина. По сегодняшним меркам это очень скромный показатель, месье Гурилёв. Основатели вашего Фонда были действительно скромными людьми! Однако поскольку этот законный доход они официально передали вам, вы не должны его бояться или, не дай боже, от него отказываться!
-- Я не отказываюсь от денег, -- успокоил банкира Алексей. -- Но тем не менее я готов под присягой заявить, что большая часть этих денег будет отдана моему народу.
Шолле сделал серьёзное лицо и покачал головой.
-- Воля ваша. И, между прочим, я вполне допускаю, что вы произносите эти слова искренне. Однако если бы вы знали, сколько эти стены видели правителей различных стран и предводителей народов, диктаторов и президентских вдов, благотворителей, тайных бизнесменов, злодеев, шпионов -- и абсолютно все они, подтверждая согласие на распоряжение миллиардами, которые были в здесь для них сохранены и приумножены, в один голос клялись, что непременно потратят их на общественное благо! О, если бы вы только знали! Поэтому не стройте из себя святого бессребреника. Ваш народ сможет получить эти деньги только лишь после того, как вы оформите их на своё имя. Для этого в соседнем "Райфазенбанке" для вас уже заведён лицевой счёт, и в течение часа сюда доставят вашу кредитную карточку. Лимит у вас определён в пять миллионов, пополняться он будет нашим банком в течение двух-трёх дней в пределах общей суммы, размера которой, думаю, нет нужды повторять. Полагаю, что подобный порядок вас вполне устроит.
-- Думаю, что да. А почему вы открываете мне счёт в другом банке?
-- Исключительно с целью того, чтобы сделать ваш капитал малозаметным. Окружающие, да и то не все, будут видеть у вас карточку хорошо известного банка и лишь миллион-другой долларов на ней -- это, поверьте, на сегодняшний день небольшие деньги, а вашей стране, насколько мне известно, многие вообще не считают подобные суммы деньгами. Истинный же баланс будете знать только вы. Кстати, если надумаете производить платежи в интересах, как вы говорите, народа России -- не пользуйтесь карточкой, а прилетайте сюда, мы организуем перевод денег грамотно, незаметно и напрямую.
-- И всё-таки...
-- Никаких "всё-таки", не изображайте из себя картинного благотворителя! Я не должен был вам это говорить, но, так уж и быть, скажу, ибо боюсь увидеть с вашей стороны чудо альтруизма: до войны управленческий доход дважды снимался со счёта, знайте!
-- Интересно... А кто же это делал?
-- Извините, но вот эту информацию раскрыть для вас я уже не могу. Пока не принесли карточку -- вам чай или кофе?
-- Два кофе, конечно же, -- ответил Алексей. -- И с коньяком, если возможно.
-- Разумеется, у нас всё возможно!
Расторопный стюард подал вместе с кофе хрустальную бутылку редкого коньяка из рода Grande Champagne, и Алексей употребил целых три бокала для того, чтобы сбросить накопившийся стресс, от которого по всему телу временами пробивала дрожь. Шолле искусно перевёл тему разговора с инвестиций и финансов на Шильонский замок и другие местные достопримечательности, чем сделал ожидание курьера из "Райфазенбанка" приятным и необременительным.
Уже при прощании, после того, как необычная кредитка, закреплённая за обложкой нового загранпаспорта, опустилась в карман Алексея, он неожиданно поинтересовался -- не был ли человек, снимавший с Большого счёта деньги накануне войны, Германом Тропецким.
-- Да, его звали именно так, -- невозмутимо ответил Шолле.
Шолле замолчал на некоторое время и потупил взгляд, будто что-то рассматривал или разыскивал на полу. Потом, подойдя в Алексею практически вплотную, произнёс шёпотом:
-- Я вновь делаю то, что не должен делать. Но вы, судя по всему -- особый случай, поэтому я хочу вам немного помочь. Я вижу, что вы получили информацию от Тропецкого, который так же, как и вы, имел ключ к управленческому счёту, но не имел ключа от самого Фонда. Судя по всему, после русской революции и гибели господина Второва информация о Фонде разделилась. У Тропецкого была лишь её первая часть. Второй код оказался в распоряжении Христиана Раковского, тогдашнего посла Советской России в Париже. Представители Раковского обращались к нам, однако без первого ключа Фонд остался для них закрытым. Поэтому, cher ami, -- ищите! Кроме вас, этого не сделает никто. И ещё у меня есть предчувствие, что удача будет на вашей стороне!
Алексей сразу воскресил в памяти содержавшееся в дневнике Фатова упоминание о словах Тропецкого про Россию, без которой был невозможен полный доступ к спрятанному богатству. Не исключено, что Тропецкий что-то ещё знал о второй части счёта и мог бы сообщить перед смертью, однако не успел.
Алексей сердечно поблагодарил банкира, Шолле в ответ поцеловал руку Марии, и они вдвоём спустились на улицу, где их дожидался заказанный банком лимузин.
-- Теперь, Маш, прямой дорогой -- на проспект Казино? -- пошутил Алексей.
-- Лучше всё-таки домой, -- ответила Мария. -- Боюсь, что не смогу остановиться!
* * *
По возвращении в Лозанну в Beau-Rivage, Мария сразу же поспешила подняться в номер, чтобы привести себя в порядок, а Алексей остался в холле, желая переговорить с портье. Когда же, переодевшись в вечернее платье, она вернулась, то Алексея там не застала. Она искала его в баре, заглядывала в ресторан -- однако его не было нигде.
Неожиданно Марию пронзила обжигающая и острая, словно молния, мысль о том, что её спутник, имея в кармане кредитку с миллиардами долларов, вполне мог исчезнуть, и подобное исчезновение находилось бы в полном соответствии с законами жанра. Ведь пятнадцать миллиардов in cash -- богатство умопомрачительное, пребывающее за привычной гранью добра и зла.
Подойдя к стеклянной двери, она увидела, как внезапно вспыхнули красные огни отъезжающего от отеля лимузина, и почти поверила в то, что Алексей должен был находиться именно там. При этом она не успела испытать ни разочарования, ни обиды, поскольку следующей же её мыслью явилось прозрение, что она немедленно должна начинать мстить. Например, срочно позвонив в Москву брату и попросив, чтобы тот объявил обладателя паспорта с сомнительной дальневосточной регистрацией в международный розыск. Воображение самопроизвольно рисовало картину задержания и ареста сконфуженного Алексея в женевском аэропорту, откуда он собирался вылетать в Эквадор или Панаму, с разбирательством в полиции и конфискацией волшебной карты.
