Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.
Возложив вину на трение, отцепил от маятника кривошип и сделал к жестяному экрану отдельный привод от часового механизма. При точном согласовании частоты вращения с периодом колебаний стало возможно наблюдать раскачку маятника под действием магнитной силы. Целую неделю казалось, что секрет perpetuum mobile — у меня в кармане. Не тут то было! Жестокое разочарование постигает всех искателей вечного движения, и я исключением не стал. Настраивая привод, обнаружил тормозящее действие магнита на экран. Примерно в это же время застиг неутомимого бездельника Пашку за странным занятием: положив магнит прямо под маятник, он пальцем отклонял груз и смотрел, как быстро угасают колебания. Следующий час мы продолжали сие баловство уже вдвоем.
Так выяснилось различие силы тяготения и силы магнитной: первая берет быстроту маятника как бы взаймы и честно возвращает; вторая крадет часть ее безвозвратно. Свои мнимые успехи я теперь осмыслил как передачу движения на расстояние посредством магнита — подобный опыт легко исполнить без помощи сложных устройств. Замедляющий эффект казался подобен трению: как будто пространство наполняет невидимая материя, обладающая вязкостью только в отношении железа.
Последний тезис казался совершенно очевидным, но дисциплина ума обязывала поставить контрольный опыт. Представьте мое изумление, когда подвешенный на ниточке серебряный талер повел себя в точности как железка. Он был всесторонне исследован на подлинность и беспощадно разрублен пополам — однако частиц железа в серебре я не обнаружил.
Со времен Гилберта, развеявшего средневековые бредни, никто не мыслил возможности действия магнита на золото или серебро. На другой день я заказал местному ювелиру диски одинаковой формы из всех классических металлов, предельной чистоты. Стеклодув выдул мне тонкостенную склянку для ртути. Царство минералов представляла небольшая окатанная галька.
В пределах точности измерений, все металлы вели себя одинаково! Только камень остался равнодушен к магнитной силе, прочие маятники тормозились, при том что статически притягивалось, естественно, одно железо. Это было неожиданно, ново и необъяснимо — и отчасти возмещало потерянные в поисках вечного движения труды и время. Я сел за подробное письмо в парижский Journal des savants. Но не успел закончить. На улице послышалась русская речь, молодой незнакомый голос, и мгновение спустя генерал Читтанов явился пред взоры соотечественника, как был — босой, в коротких шелковых подштанниках и с голым торсом, загорелый словно бурлак.
— Проходи в дом, сейчас оденусь. — Несносная августовская жара отчасти извиняла неглиже. Прибывший юноша, застегнутый на все пуговицы, вздохнул с тайной завистью. Повторив через пять минут воинское приветствие одетому генералу, доложил, что направляется для науки в Тулонскую морскую академию, где девять других дворян пребывают с мая месяца, он же задержался в Амстердаме за тяжелой болезнью. Засим передал письмо от государя.
Петр полностью одобрил мои переговоры с марсельским купечеством и указал, какие привилегии (весьма обширные) можно обещать от его имени. О гессенском perpetuum mobile писал, что раньше ноября, по верным известиям, сия машина готова не будет, а до тех пор он поручает мне, раз уж оказался в этих краях, небольшую, но важную службу.
Ведомо стало, что русские гардемарины в Бресте, Тулоне и Венеции больше гуляют, чем учатся, иные на место учебы пустились во всевозможное мотовство, набрав денег в долг и посещая театры, игорные дома и неподобных девиц. Живут несмирно и некоторые между собою передрались и перекололись шпагами. В Бресте царь приказал Александру Львовичу Нарышкину, своему кузену по матери, иметь за ними присмотр, на юге же, пока определены будут опекуны, велит мне ревизовать обучающихся и привести к порядку.
Расспросив за обедом юношу о новостях, я узнал, что Куракин встречался в Гааге с Понятовским. Содержание переговоров, естественно, ему неизвестно. Но догадаться о том — не нужно быть семи пядей во лбу. Война до смерти надоела и нам, и шведам (возможно, кроме Карла, но рано или поздно ему придется считаться с подданными). С другой стороны, изрядное число гардемаринов, разосланных на учебу во все дружественные страны, свидетельствовало о величайших усилиях Петра по укреплению флота. Что в сумме получается? Мирный конгресс под давлением превосходящей морской силы? Карл все равно в русское превосходство не поверит, пока ему делом не докажут. Весьма вероятно — впереди еще несколько кампаний, чисто морских или с десантными действиями.
Перенос центра тяжести войны с суши на море определился сразу после падения Штральзунда, полтора года назад. Занятый устройством линии против крымцев, я не мог сделать из этой тенденции немедленных практических выводов. Они просты и очевидны: на виду у государя будут дипломаты и моряки. В посольских делах мне нет надежды подняться выше посредственности — следовательно, чтобы остаться в фаворе, надо заняться флотскими делами. Только знаний для этого недостаточно. Думаю, не меньше, чем у генерал-адмирала Апраксина, но требования к наемному иноземцу не столь снисходительны, как к подданному и царскому свойственнику.
Итак, что у нас в позитиве? Успешные походы и баталии на малых гребных судах, применение гаубиц в судовой артиллерии и устройство плавучих батарей для позиционной войны. Касательно навигации — практики не хватает, но по части теории любому штурману большую фору дам. Самый важный пробел — незнание распорядков большого корабля и тонкостей управления его парусами. Первое восполнимо, последнее — весьма критично. Сие есть высокое искусство, овладеваемое посредством долголетней практики. Ладно, я же не стремлюсь во флотские капитаны! Мои интенции простираются не дальше совершенствования судовой артиллерии, во всем прочем достаточно лишь подняться над гранью невежества, чтобы при случае не опозориться перед царем. Возраст — не помеха. Вон, Толстому за пятьдесят было, когда ездил в Венецию изучать морское дело. Хотя корабля под команду не получил, в карьере Петру Андреичу эта учеба явно помогла. Осмелюсь утверждать, что настоящего приближения к государю сложно добиться, не лазавши ни разу по вантам.
Кстати сказать, в Тулон я и без приказа собирался: как можно, будучи рядом, не осмотреть крепость, выстроенную Вобаном и устоявшую против Евгения Савойского! Только вечный двигатель да отпускная расслабленность задерживали. И еще, пожалуй, сознание неуместности праздного любопытства как мотива для осмотра иностранного военного порта. Теперь все в порядке: буду представлять не свою персону, но союзного монарха, и возымею удобный случай под видом неурочной проверки знаний будущих офицеров восполнить пробелы в собственном образовании.
