Василий Головачёв - Русская фантастика 2014
— Н-нет… — простонала она и обеими руками оттолкнулась от подоконника. — Нет!..
Ее трясло от ярости.
Она на негнущихся ногах сделала два шага от окна, наклонилась и подняла с пола осколок стекла. Черный фонтан бил и бил, не переставая.
— Не-еет… — выдохнула она и полоснула себя по горлу.
За рекой, над бостонскими крышами, поднимался дым. И виднелась в траве втоптанная в землю золотая труба, залитая кровью.
Джордж Локхар
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ЗЕМЛЮ
— 4000
Эгга стоял у своей перевёрнутой лодки и глядел не большое серое яйцо, которого вчера — он был почте уверен — здесь не было.
— Драться будешь? — с тревогой спросила жена. Эгга покачал большой лохматой головой и жестом приказал женщине вернуться в чум. Но Укка с рождения была непослушной. Она вошла в дом и сразу вернулась, таща по снегу боевую дубину Эгги. Мужчина нахмурил брови.
— Ты первая будешь! — рявкнул он на жену. Теперь Укка послушалась и скрылась в чуме. Эгга, недовольно заворчав, поднял дубину и направился к яйцу.
Подойдя поближе, он остановился и почесал в затылке. Яйцо было очень большое — в два раза выше чума. Скорлупа тускло блестела на Солнце, словно тюленья кожа, и снега на ней совсем не было. Но ночью шёл снег. А здесь снега не было. Эгга озадаченно нахмурился.
Немного подумав, он решил обойти яйцо. Со стороны моря в скорлупе обнаружилась большая дыра, она слабо светилась, и над ней был нарисован олень. Хорошо нарисован, правильно. Эгга улыбнулся.
«Олень», — подумал он. Раз олень — значит, яйцо уже нашёл Чучун. Больше никто в кепеше не умел рисовать оленей. Но Чучун трус. Если Чучун был здесь и нарисовал оленя — значит, совсем ничего страшного в яйце не осталось.
«Следы», — подумал Эгга. Сюда ходил Чучун, значит, должны быть следы. Но следов нет. И снега нет. Значит, вечером, ещё до снега, сюда ходил Чучун, залез в яйцо, всю ночь сидел, утром вышел, убрал снег с яйца, бросил его в море, нарисовал оленя, снова вошёл в яйцо и сейчас там сидит.
Поняв это, Эгга топнул ногой и потряс дубиной, вызывая Чучуна наружу.
— Яйцо ближе моему чуму, чем твоему, оно моё! — крикнул он.
Но вместо Чучуна из яйца вышел маленький человек — как ребёнок, только зелёный. От удивления Эгга чуть не уронил дубину.
— А где Чучун? — спросил он, когда опомнился.
Зелёный маленький человек похлопал себя по голове и сказал:
— Абориген, я посланник великой империи Аддар. Ваша планета, Земля, так далеко от нашей, что я летел сюда целую тысячу ваших лет. Империя желает захватить Землю, но для этого нам нужно добровольное согласие хотя бы одного её жителя, иначе галактический совет не одобрит нашу операцию и у империи будут неприятности. Скажи, что приглашаешь нас — и я исполню любое твоё желание.
Из всей речи Эгга понял только одно: зелёный человек пришёл сюда, чтобы захватить его чум. Прежде, чем в голове родились другие мысли, Эгга громко закричал и со всего маху ударил пришельца дубиной по затылку. Зелёный маленький человек молча свалился в снег.
— Никто! Не! Тронет! Мой чум! — проревел Эгга, потрясая дубиной. Потом он подумал, зачем нужен его чум этому человеку, когда у него уже есть такое хорошее яйцо? Совсем не нужен, правильно. Значит, Чучун, когда ходил сюда, подговорил зелёного человека отнять чум Эгги и дать ему, а за это нарисовал на яйце оленя.
Поняв это, Эгга зарычал от злости и бросился бежать, размахивая дубиной. Теперь он сам отнимет чум у Чучуна! И пусть знает, как посылать к нему зелёных маленьких людей!
Тем временем зелёный маленький человек с трудом встал и потряс головой.
— Не получилось, — заключил он печально. — Попробую через две тысячи лет.
Когда вечером покрытые синяками Эгга и Чучун вместе пришли бить наглого пришельца, яйца уже не было. Чучун решил, что Эгга над ним посмеялся, и они ещё раз подрались, а Укка, жена Эгги, тем временем трепала волосы Чаки, жены Чучуна.
Утром они помирились и вместе поплыли на рыбалку. Спустя месяц они начисто забыли о ссоре.
— 2000
Когда в самом центре солнечного Сибариса, посреди роскошного парка Триквиния, торговца пряностями в четвёртом поколении, за одну ночь выросло уродливое серое яйцо, почти никто в городе не удивился. Вражда Триквиния со скульптором Алкменом уже успела всем надоесть, и лишь несколько престарелых геронтов явились поглядеть на очередное творение мстительного гения.
— На этот раз он перешёл все границы, — сухо заметил Эфрисфей, недавно пышно проводивший семидесятый десяток. Его друг, пожилой художник Клеон, с отвращением оглядел серое яйцо.
— Алкмен, разумеется, сделал вид, что он тут ни причём.
— Разумеется, — фыркнул самый старший из геронтов, престарелый Патрокл, в юности сумевший даже в Сибарисе прославиться распущенностью. О тунике Патрокла ходили легенды по всей Элладе; говорили, что он отдал за неё двадцать серебряных талантов и ждал семь лет, пока вышьют узоры.
— А что должен означать этот символ? — полюбопытствовал юноша, проходивший мимо. Он спешил в театр, где сегодня великий актёр Пелопс разыгрывал трагедию Латоны, и спросил лишь из уважения к возрасту геронтов.
Эфрисфей поджал губы.
— Откровенно говоря, молодой человек, спрашивать надо Алкмена, создателя этого безобразия.
— Отчего же безобразия? — Клеон улыбнулся. — Определённые образы сиё творение, несомненно, вызывает…
Под ухающий смех стариков юноша поспешил дальше. А к геронтам, тяжело дыша, подошёл хозяин парка Триквиний.
— Я сыт по горло, — изрёк он, мрачно воззрившись на яйцо. — В прошлый раз Алкмен изобразил меня в виде химеры с туловищем козла, змеями вместо ног и… кхм…
— Действительно, не стоит упоминать о хвосте, — поспешил Патрокл. Триквиний покраснел.
— Но это… это… Почтенные, до каких пор нам терпеть его выходки? Этот отвратительный, уродливый камень испортил мне весь парк! И как, скажите на милость, он его сюда приволок?
Клеон задумчиво огладил бороду.
— Действительно, интересная задача… — приблизившись к яйцу, он постучал по его поверхности и улыбнулся.
— А вот и ответ. Это не камень, почтенный Триквиний. Это полый деревянный каркас, обшитый тканью. Следует признать, что искусство Алкмена возросло, обмана не видно даже вбли…
Договорить он не успел, поскольку в яйце бесшумно открылась квадратная дверь и оттуда вылез ребёнок, окрашенный зелёной краской с ног до головы. Окрашенный краской! В Сибарисе, чья чистота, роскошь и богатство прославились по всему миру, от хмурых пирамид Египта до диких лесов северных варваров. От возмущения геронты лишись дара речи.