Брайан Олдисс - Градгродд. Сад времени. Седая Борода
— Джо, а ты сам верующий? Флитч поморщился:
— Пускай этим женщины занимаются. Седая Борода побрел по грязным улицам к дому. Взглянув на лицо Марты, он увидел, что она необычайно взволнована. Как выяснилось, именно в этот день жителям Оксфорда показывали детей Баллиола, и Марта тоже хотела пойти посмотреть на них.
— Нам не нужно видеть детей, Марта. Это только расстроит тебя. Останься со мной, тут так уютно. Давай зайдем к Табби, привратнику, выпьем с ним. Или, если хочешь, я тебя познакомлю с Джо Флитчем, с женщинами его лучше не встречаться. Или…
— Олджи, мне нужно посмотреть детей. Я могу пережить такое потрясение. К тому же это ведь важное общественное событие, а их тут так мало. — Она поправила волосы под своим головным убором, глядя на Тимберлейна добродушно, но рассеянно. Он покачал головой и взял Марту за руку.
— Ты всегда была ужасно упрямой.
— Когда дело касается тебя, я становлюсь мягче воска, и ты это знаешь.
По дороге, известной как «Хлебная», вероятно, потому, что к ней примыкала полоса пшеничного поля, двигалось множество народа. Серые, изборожденные морщинами лица напоминали унылые руины, мимо которых они ковыляли; старики ежились от холода, разговоров было мало. Все посторонились, пропуская оленью упряжку. Когда скрипучая повозка поравнялась с Тимберлейнами, кто-то позвал Марту по имени.
В повозке восседали Норман Мортон, облаченный в университетскую мантию поверх мехового одеяния, и несколько других Студентов, в том числе двое уже известных Седой Бороде: лоснящийся Гэвин и молчаливый Вивиан. Мортон велел вознице остановить повозку и пригласил Тимберлейнов присоединиться к его компании. Встав на ступицы и воспользовавшись помощью Студентов, они забрались в экипаж.
— Вас удивляет, что я тоже участвую в общем развлечении? — спросил Мортон. — Видите ли, дети Баллиола интересуют меня не меньше моих зверюшек. Вообще, эта прелестная выставка питомцев приносит Мастеру кое-какую популярность, а он в ней весьма нуждается. Но ему уже не придется решать, что делать с детьми через несколько лет, когда они вырастут.
Повозка заняла удобное положение перед разбитыми стенами Баллиола. Несомненно, артиллерия полковника Эплярда нанесла им тяжелый урон. От башни остался один нижний этаж, а две большие части викторианского фасада были кое-как сложены заново из другого камня. За главными воротами высилось нечто вроде помоста, а на нем развевался флаг колледжа.
Толпа собралась огромная, таких давно уже не видели Марта и Седая Борода. Хотя настроение преобладало скорее торжественное, чем веселое, повсюду сновали разносчики, предлагая шарфы, дешевые ювелирные изделия, шляпы из лебединых перьев, горячие сосиски и брошюры. Мортон указал на человека, который нес лоток с плакатами и книгами.
— Как видите Оксфорд остается источником печатного слова до самого своего горького конца. Вот что значит многовековая традиция! Посмотрим, что предлагает этот мошенник.
У лоточника, сиплого криворотого человека, к куртке была приколота табличка: «Книготорговец издательства университета», однако большинство его товаров предназначалось — как заметил Бовин, перелистав один скверно отпечатанный триллер, — для черни.
Марта купила новую четырехстраничную брошюрку под заглавием: «С новым 2030 годом, Оксфорд!!» и, перелистав ее, протянула Седой Бороде.
— Поэзия как будто опять возвращается. Правда, тут в основном что-то вроде детской порнографии. Тебе это ничего не напоминает?
Он прочел первое стихотворение. Смесь детской наивности и непристойности показалась ему знакомой.
Человечек Голубой,
Подними рожочек свой.
Дети жалобно кричат,
А рождаться не хотят.
— Америка… — пробормотал он. За три с лишним десятилетия все имена вылетели из головы. Потом его лицо осветилось улыбкой. — Наш самый лучший друг — я так ясно его вижу — как же он называл такую чепуху? «Нелепица»! Господи, как будто совсем недавно… — Он обнял Марту одной рукой.
— Джек Пилбим, — подсказала она. Оба радостно засмеялись и одновременно произнесли:
— Память стала подводить…
На какое-то время они ускользнули из настоящего, перестали замечать угрюмые лица и гнилое дыхание толпившихся вокруг стариков. Они снова были в более чистом и жизнерадостном мире, в том суматошном Вашингтоне, который знали.
В качестве одного из свадебных подарков Билл Дайсон устроил для них поездку по Штатам. Они провели часть своего медового месяца в Ниагаре, радуясь своему незатейливому выбору, притворяясь американцами, слушая шум могучего водопада.
Там они узнали удивительную новость. Похитителя Марты разыскали и арестовали. Им оказался Дасти Дайк, пошлый комик, чье выступление они смотрели вместе с Джеком Пилбимом. Об этом аресте сообщали крупные заголовки всех газет. Но уже на следующий день первые страницы занимало описание грандиозного пожара на фабрике в Детройте.
Тот мир новостей и событий умер. Даже в памяти Марты и Тимберлейна он лишь мерцал, потому что распад затрагивал их самих. Седая Борода закрыл глаза, не в силах смотреть на Марту.
Между тем парад начался. Из ворот Баллиола торжественно выплыли различные сановники в сопровождении вооруженной охраны. Некоторые из них взошли на трибуну. Появился Мастер, немощный старец с лицом мертвенно-белым на фоне черной мантии и шляпы. Мастеру помогли подняться по ступеням, и он произнес короткую и почти неслышную речь, которая закончилась приступом кашля. После этого из колледжа вышли дети.
Первой показалась девочка. Она шагала очень уверенно и оглядывалась по сторонам. Когда в толпе раздались приветственные возгласы, девочка заулыбалась; она поднялась на трибуну и стала махать рукой. У нее не было волос, и бледная кожа покрывала шишковатый череп. Одно ухо распухло и превратилось в бесформенный мясистый вырост. Когда оно поворачивалось к зрителям, девочка становилась похожей на гоблина.
Толпа была в восторге от этого зрелища. Многие аплодировали.
Затем явились мальчики. Младший, с сухой рукой и синеватым лицом, выглядел больным и измученным. Он стоял с безучастным видом; махал рукой, но не улыбался. Ему было лет тринадцать. Второй мальчик казался более здоровым. Он поглядывал на людей с опаской, и Седая Борода сочувствовал ему, зная, сколь переменчивы симпатии толпы. Вероятно, мальчик догадывался, что те, кто сегодня ему рукоплещут, могут завтра возжаждать его крови, если вдруг переменится ветер. Поэтому он махал рукой и улыбался, но глаза его не улыбались.
