Джордж Мартин - Умирающий свет (сборник)
Размахивая руками и что-то крича, Кресс скачками спустился с холма. Дневной свет почти померк, но в сумерках перед домом еще играло с полдюжины детей.
– Эй! – завопил он. – Помогите! Помогите!
Дети гурьбой помчались к нему.
Кресс внезапно затормозил.
– Нет, – прошептал он. – НЕТ!!!
Он повернул назад, растянулся на песке, поднялся и снова попытался бежать.
Они легко поймали его. Призраки с глазами навыкате и темно-оранжевой кожей. Кресс сопротивлялся, но безуспешно. Как ни малы они были, каждый действовал четырьмя руками, а он – только двумя.
Кресс выбился из сил и затих. Они поволокли его к дому. Печальному и захудалому замку из осыпающегося песка, с зияющей черной дырой вместо входа. И дыра эта дышала.
Было невыносимо страшно, но не страх заставил Кресса снова закричать. Он закричал из-за другого.
Маленькие рыжие твари повылезли из замка и бесстрастно наблюдали, как его проносят мимо. Все они были на одно лицо.
Стеклянный цветок
Давным-давно, в дни расцвета моей настоящей юности, один юноша в знак своей любви преподнес мне стеклянный цветок.
Необыкновенный был, чудесный паренек, я любила его, хотя, признаюсь, уже давно забыла его имя. И цветок, который он подарил, был тоже чудесный. На пластмассово-стальных мирах, где я провела свои жизни, древнее искусство стеклодувов утрачено и забыто, но неизвестный художник, создавший мой цветок, владел им в совершенстве. У моего цветка длинный, грациозно изогнутый стебель, выдутый целиком из тончайшего стекла, и на хрупкой этой опоре взрывается бутон величиной с кулак, совсем как живой. Хрусталь навеки запечатлел все вплоть до мельчайших подробностей. Из раскрытого бутона, тесня друг друга, торопливо лезут большие и малые лепестки и застывают в прозрачном буйстве красок. Их венчает корона из шести совершенно непохожих друг на друга широких листьев в капельках росы и с сеткой прожилок. Как будто какой-нибудь чародей, прогуливаясь по саду и поддавшись минутной прихоти, превратил один особенно крупный и прекрасный цветок в стекло.
Цветку не хватает только настоящей жизни. Я храню его без малого двести лет, хотя давно покинула и юношу, и мир, где получила от него этот дар. Все многочисленные мои жизни я не расставалась с цветком. Мне нравилось ставить его в вазе полированного дерева на подоконник. Иногда листья и лепестки, поймав луч солнца, на мгновение вспыхивали разноцветным огнем, а иногда преломляли свет, разбрасывая по полу размытые осколки радуги. Бывало, ближе к закату, когда на мир опускались сумерки, цветок, казалось, вовсе растворялся в воздухе, и я сидела, глядя на пустую вазу. Но утром цветок возвращался. Он никогда не обманывал моих ожиданий.
Стеклянный цветок был невероятно хрупким, но с ним ни разу ничего не случилось. Я хорошо о нем заботилась – возможно, лучше, чем заботилась о чем-то или ком-то другом. Он пережил десять моих возлюбленных и столько планет и друзей, что устанешь вспоминать. В молодости он радовал меня на Эше, и Эрикане, и Шамдизаре, а потом на Надежде Негодяя и Бродяге, и еще позже, когда я старела, на Дэм-Таллиане, и Лилит, и Гулливере. Когда же я наконец распрощалась с человечеством, и канули в прошлое мои жизни на планетах людей, и я снова стала молодой, стеклянный цветок остался со мной.
Вот и сейчас в моем замке на столбах, в моем доме боли и нового рождения, где разыгрываются состязания разума, среди смрадных болот Кроандхенни, вдали от людей, не считая заблудших душ, что залетают к нам, он тоже здесь, мой стеклянный цветок.
В день, когда прилетел Клерономас.
– Иоахим Клерономас, – сказала я.
– Да.
Существуют киборги и киборги. Сколько планет, столько и разных культур, разных систем ценностей и уровней технологии. Есть киборги органические наполовину, другие чуть больше или чуть меньше. Некоторых выдает одна только металлическая рука, а вся остальная их кибернетика хитроумно запрятана под кожу. Бывают киборги, обтянутые синтетической кожей, которую не отличишь от человеческой, хотя что же тут особенного, если знать, насколько разная кожа у тысяч существ на тысячах планет? Некоторые из киборгов скрывают металл в плоти, другие – наоборот.
У человека, назвавшегося Клерономасом, плоти как таковой не было совсем. Он называл себя человеком, а в легендах, которыми обросло его имя, считался киборгом; мне же больше напоминал робота. Его организм почти сплошь состоял из неорганики, такого даже андроидом можно назвать с натяжкой.
Он был наг, насколько может быть нагим металл и пластик. Грудь черная, словно гагат, и блестящая – то ли она была из металлического сплава, то ли из гладкой пластмассы, не могу сказать; конечности отформованы из прозрачного пластида, только пальцы стальные. Под псевдокожей виднелись темные штыри дюралевых костей, силовые тяжи и флексоры, заменявшие мышцы и сухожилия, микродвигатели и сенсокомпьютеры. Вверх и вниз по нейросистеме пробегали замысловатые световые узоры. Когда он сжимал правый кулак, из костяшек пальцев выступали длинные серебристые когти.
Кристаллические глаза-линзы плавали в каком-то фосфоресцирующем геле, которым были наполнены металлические глазницы. Глаза как будто лишены зрачков – в них тлел красный огонь, отчего взгляд киборга казался угрожающим и непреклонным.
– Моя внешность завораживает? – спросил он.
Голос звучал удивительно естественно – глубокий и полный жизни, без металлических ноток, которые испортили бы человечность интонации.
– Клерономас, – произнесла я. – Имя действительно завораживает. Давным-давно на свете жил человек с таким именем, легендарный киборг. Ты, конечно, знаешь об этом. Из Разведки Клерономаса. Основатель Академии человеческих знаний на Авалоне. Он твой предок? Может быть, в твоей семье металл передается по наследству?
– Нет, – ответил киборг, – это я и есть. Я Иоахим Клерономас.
Я улыбнулась:
– А я – Иисус Христос. Не желаете ли познакомиться с моими апостолами?
– Вы не верите мне, Мудрая?
– Клерономас умер на Авалоне тысячу лет назад.
– Нет, – возразил киборг, – он стоит перед вами.
– Киборг, – сказала я, – здесь Кроандхенни. Ты не прилетел бы сюда, если бы не жаждал перерождения, если бы не жаждал в состязании разума обрести новую жизнь. Послушай. В Игре ума ложь облетит с тебя, как шелуха. Твоя плоть, и твой металл, и твои иллюзии – мы возьмем все, и останется только твое естество, столь обнаженное и одинокое, что тебе и не снилось. Так что не отнимай мое время. Это самое ценное, что у меня есть. Это самое ценное, что есть у всех нас. Кто ты, киборг?
– Клерономас, – ответил он.
