Пол Андерсон - Рассказы. Часть 2
— Когда-нибудь буду, — ответил он, — с пилотом космического корабля из их вселенной.
— О, да, у тебя есть мечта. Совершенно донкихотская мечта о странствиях по галактике. Но надежды на это так мало, ты не можешь не признавать этого; ты же не дурак. А что касается всего остального, науки, техники, свежего взгляда на мир, если этот взгляд не слишком чужд — даже всех изменений, которые могут произойти на Земле, так это ведь только вера, а ты не слишком-то доверчивый человек. Так что же это, Карл? Месть?
— Не думаю. — Он уселся на кровать рядом с ней.
— Тогда что же?
— Только то, что сейчас у меня в руке. — Он перевел взгляд с ее лица на переборку и увидел то, что за ней было, — Полярную звезду, Андромеду, совсем не враждебный космос. — Свобода. Сейчас я принадлежу сам себе.
МОЯ ЦЕЛЬ — ОЧИЩЕНИЕ
Мы встретились для решения одного делового вопроса. Дело было в том, что фирма Майкла хотела открыть филиал в районе Эвастона, а именно я являлся владельцем наиболее удобной для застройки территории.
Они предложил мне довольно выгодные условия, но я отказался, тогда они значительно увеличили сумму, но я был непоколебим. В конце концов со мной решил встретиться сам босс. Хочу отметить сразу, что от встречи с ним я ожидал гораздо большего.
Это был типичный горожанин. По его напористой, хотя и не оскорбляющей достоинство собеседника манере общения, было нетрудно догадаться. что в свое время он так и не получил полного образования. Правда, было также заметно, что потом он, пытался наверстать упущенное, посещая вечерние курсы и дополнительные занятия. Читал он, по-видимому, много, но бессистемно.
Мы отправились, что-нибудь выпить и по дороге болтали о всяких пустяках. Он привел меня в один из таких баров, которых в Чикаго остались считанные единицы: маленький, обшарпанный, без музыкального автомата и телевизора. На стене была лишь одна полка, занятая полдюжиной шахматных коробок. Жулье и прочий сброд в такие места не заглядывал, это уж точно. Кроме нас в. баре находилось еще семь-восемь человек, которые своим видом и манерами напоминали профессоров на пенсии, некоторые из них что-то увлеченно читали. Несколько человек спорили о политике, а один юноша азартно выяснял с барменом, кто же все-таки оригинальней — Барток или Шенберг. Мы заняли свободный столик в дальнем углу помещения и заказали голландского пива.
И я попытался объяснить своему собеседнику, что не придаю чересчур большого значения деньгам и, к тому же, являюсь принципиальным противником того, чтобы бульдозеры перепахивали прекрасную равнину для того, чтобы воздвигнуть на ее месте очередную халабуду из бетона, хрома и стекла.
Майкл долго набивал трубку перед тем, как ответить. Это был худой стройный человек с длинной шеей и римским носом. В его смоляных волосах явственно виднелась седина, но глаза смотрели молодо и живо.
— Разве мои представители вам не объяснили, — после продолжительной паузы поинтересовался он, — что мы совсем не собираемся возводить квартал блочных свечек, по стандартному проекту? У нас есть проекты шести строений различного типа. При необходимости мы легко сможем его модифицировать…
Майкл достал карандаш и принялся набрасывать на бумажной салфетке эскиз будущего комплекса. Чем быстрее он говорил, тем явственней в его речи слышался какой-то странный акцент.
— Хотите вы этого или нет, — убеждал он меня, — но сейчас середина двадцатого века, и от массового производства в наше время никуда не денешься. Человечеству иногда приходится жертвовать красотами природы для удовлетворения своих насущных нужд…
Майкл убеждал меня упорно, но ненавязчиво, и мы, не отклоняясь от основной темы нашего диалога, успели просто поболтать.
— А здесь неплохо, — заметил я, оглядываясь по сторонам, — как вы считаете?
Он пожал плечами:
— Я часто заглядываю сюда, особенно по вечерам. — А это не опасно?
— Не идет ни в какое сравнение с другими местами такого рода, — с мрачной улыбкой ответил он.
— М-да… Вы, судя по акценту, не из наших краев?
— Да. Я приехал в Штаты только в 1946 году, как, э-э-э…дайте-ка вспомнить, а! — как перемещенное лицо. Тэдом Майклом я стал только потому, что мне в конце концов чертовски надоело всем выговаривать по буквам свое настоящее имя — Тадеуш Михайловский. Я безо всякого сожаления отрекся от старого имени потому, что совершенно не сентиментален и вообще не привык жить какими-то призрачными иллюзиями. Я активный приспособленец к новым условиям жизни!
В тот вечер о себе он больше ничего не рассказывал. Позже мне удалось добавить несколько штрихов к биографии своего нового знакомого. О том, например, как он начинал свое дело, мне поведали конкуренты Майкла; некоторые из них просто недоумевали, как можно продать дом с центральным отоплением менее чем за двадцать тысяч долларов и получить при этом неплохую прибыль. Так вот Майклу удалось найти такой способ. И вообще, для эмигранта он начал в свое время весьма неплохо.
Я навел кое-какие справки и выяснил, что Майкл приехал в США по специальной визе, выданной ему за какие-то выдающиеся заслуги перед американской армией в конце второй мировой войны. Заслужить такую визу, как я понял, можно либо имея стальные нервы и молниеносную реакцию, либо чертовское везение.
Со временем знакомство наше укрепилось. Землю я в конце концов ему продал, но встречаться после этого мы не перестали. Иногда в баре, иногда на моей холостяцкое квартире, но чаще всего — в его двухэтажном доме на берегу озера. У Майкла была жена — разговорчивая блондинка — и двое прелестных воспитанных сыновей. Однако, несмотря на семейный уют, он производил впечатление очень одинокого человека. Я заменял ему друга.
Примерно через год-полтора после нашей первой встречи он поведал мне следующую историю.
Как-то Майкл пригласил меня на обед в честь Дня Благодарения. После обеда мы разговорились. Беседа затянулась, и мы проговорили до позднего вечера.
После того, как мы обсудили обширный круг разнообразных проблем, — начиная от шансов кандидатов на предстоящих выборах мэра города и заканчивая многообразием путей исторического развития цивилизаций на других планетах, — Амалия, жена Майкла, встала и, извинившись, ушла спать.
Было уже за полночь, но мы никак не могли разойтись. Честно говоря, я никогда раньше не видел моего друга таким возбужденным. Не знаю, дала ли его возбуждению толчок последняя тема нашей беседы, или какое-то отдельное слово, но его словно прорвало.
Наконец, наполнив не очень твердой рукой наши стаканы в очередной раз, Майкл встал и бесшумно пересек толстый зеленый ковер, направляясь к окну. Я подошел и стал рядом с ним. Мы смотрели через стекло на город, оплетенный паутиной рубиновых, аметистовых, изумрудных и топазовых огней. Рядом с домом тускло блестела темная бездна озера Мичиган. Ночь была настолько ясной, что, казалось, можно было рассмотреть мельчайшие детали пейзажа на много миль вперед.
