Александр Казанцев - Том 1. Подводное солнце
Эллен оперлась локтями о пульт, положила на сцепленные пальцы подбородок, невидящим взором смотрела перед собой.
– Теперь я поняла, что такое неумолимое уравнение. Спасибо, Годвин, – чужим, каким-то пустым голосом произнесла она…
Да, внутри у нее была пустота, пришедшая взамен мгновенному ужасу, который обжег ее холодом. Теперь осталась только пустота.
– Слушайте, Эллен. Это чертовски глупо, – сказал Годвин, в растерянности останавливаясь у кресла.
– Глупо, Том. Очень глупо, – послушно согласилась она.
Они впервые назвали друг друга по имени. Это произошло само собой, непроизвольно и просто.
– И вы так спокойны? – спросил Годвин.
– Нет, Годвин. Нет, Том… Я не спокойна, – не меняя голоса, но доверительно сказала Эллен.
– Вы настоящая девушка! – воскликнул Годвин и отвернулся к окну.
– Сколько осталось минут? – донесся до него усталый голос Эллен.
– Тринадцать, – сказал он, боясь обернуться.
– Она сдержит свое слово, – в раздумье говорила Эллен. – Мое имя будет набрано только крупным шрифтом. Газеты выйдут тройным тиражом…
– Все Хенты подлецы! – в бешенстве крикнул Годвин.
– Моя фотография будет в траурной рамке… Мне бы хотелось, чтобы люди плакали, читая обо мне. Слушайте, Годвин… А вы никогда не читали новеллу «Неумолимое уравнение»?
Том Годвин вздрогнул и покраснел. Когда-то прочитанный рассказ вдруг ожил для него. Он посмотрел на себя, на обреченную Эллен как бы со стороны. Ему припомнилось, что, закрыв книжку, он обозвал космонавта из рассказа палачом.
Годвин искоса посмотрел на Эллен. Лицо его покрылось каплями пота.
– Знаете, что мне хочется, Годвин? – обернулась к нему Эллен, смотря непривычно расширенными глазами. – Поцелуйте меня…
Годвин опешил.
– Вы с ума сошли! – воскликнул он, пятясь, и после паузы добавил: – У меня в Детройте невеста…
Эллен умоляюще потянулась к нему:
– Годвин! Для меня вы – весь мир, который я покидаю. Все, что я знала и любила, все, чего не знала и ждала…
Годвин почувствовал в этих словах столько искренности, отчаяния и в то же время силы, что мог только промычать:
– Да, мэм, но…
– Я такая некрасивая? – вдруг мило, по-женски спросила Эллен и поправила волосы. Она оставалась женщиной, маленькой, обреченной, но обаятельной женщиной…
– Что вы, Эль! – только и нашелся сказать Годвин.
– Том! – почти плача, воскликнула Эллен, притянула к себе голову Годвина и прижалась к его губам в долгом поцелуе.
Он тоже целовал ее, целовал, вкладывая в поцелуй все объявшие его чувства.
Потом она откинулась на спинку кресла и сказала с горькой иронией:
– А я всегда говорила, прощаясь, «может быть, увидимся…».
Глава восьмая. «Искатель»
– Ну как? Упадет на Луну? – глухо спросил командир «Искателя».
– Проверяю ответ, – отозвался Аникин.
Громов подошел к окну. Магнитные подошвы ботинок, прилипая к полу, позволяли ходить по кабине и при невесомости.
В окне виднелось красноватое, как на закате, солнце. Если бы не огненная корона на черном небе, оно было бы совсем земным. Громов нажал кнопку. Пленка светофильтра сбежала с окна. Ворвались ослепительные лучи космического светила, не живительно ласковые, смягченные атмосферой как на Земле, а яростно резкие, жесткие, жестокие…
Аникин, не поворачивая к командиру лица, чтобы не смотреть на солнце и не встречаться с Громовым глазами, сказал:
– Никуда и никогда не упадет. Станет вечным спутником Луны. Орбита – вытянутый эллипс. Пройдет над лунными горами и уйдет далеко к Солнцу…
Из репродуктора послышался бас академика Беляева, начальника штаба перелета:
– «Искатель»! «Искатель»! Я – Земля!
Громов сел к пульту и пододвинул почти вплотную к себе микрофон:
– Я – Громов. Слушаю, Василий Афанасьевич.
– Определили орбиту?
– Станет спутником Луны. Кто этот несчастный?
– На борту «Колумба» оказалась журналистка Эллен Кенни.
– Эллен Кенни! Она же была у нас!.. Называла нас лунатиками…
– Американский пилот Том Годвин получил приказ выполнить инструкцию и уничтожить незаконного пассажира.
Громов перевел взгляд на экран. Скафандр по-прежнему был опрокинут ногами вверх и медленно поворачивался. Раскинутые руки уходили за край экрана, но колпак шлема был отчетливо виден в его нижней части.
– Если бы он уничтожил ее, он не надел бы на нее шлема, – сказал Громов. – Что это? Жестокая пытка временем или надежда на нашу помощь?
– Оказать помощь можете, если вам позволят резервы топлива. Решение за вами, Петр Сергеевич, – закончил академик.
– Ваня! – позвал Громов, выключив связь.
– Есть дать ведомость резервов, – угадал приказание Аникин.
Громов встал к окну, уперся руками в его раму. Перед ним были острые гребни кольцевых гор, черные резкие тени, извилистые трещины, дикий контрастный ландшафт. Желанная планета…
Аникин пододвинул Громову конторскую книгу.
– Задавай программу электронно-вычислительной машине, выбросить все, что возможно, – скомандовал Громов. – На борту нас будет трое…
Сравнительно недалеко от «Искателя» шел второй такой же корабль – «Искатель-II». Вместо кабины звездолетчиков на нем помещалась танкетка Евгения Громова.
А в Москве в лаборатории Космического института внутри макета летящей в космосе танкетки сидел Евгений Громов. В окнах-телеэкранах он видел небо мрака с мертвыми огнями звезд и ослепительным спрутом Солнца, надвигающуюся Луну цирков и теней. Со штабом перелета он поддерживал связь через обычный телефон, перенесенный из лаборатории. Раздался звонок, и Евгений снял трубку:
– Слушаю, Василий Афанасьевич. Не может быть! Это невероятно! Позвольте, я оставлю управлять ракетой Наташу, сам забегу к вам… хорошо. Остаюсь… Будет исполнено.
Евгений открыл дверцу макета танкетки. Часть черного, усеянного немигающими звездами неба и край Луны с острыми зубцами гор отошли вместе с дверцей.
– Наташа! – громко крикнул Евгений. – Ты слышишь, что творится?..
– Я здесь, Женя. – Наташа выбежала из соседней комнаты. Порывистая, она остановилась перед дверцей, тяжело дыша.
– Нам приказано изменить место посадки… – сказал Евгений. – Сесть рядом с «Колумбом», где бы тот ни опустился. Что там стряслось?
– С «Колумбом» потеряна связь. В космосе женщина… – выпалила Наташа.
– Какая женщина? Что за чепуха!
– Тебя не отрывали, Женя, пока ты вел ракету… Тому Годвину приказали выбросить женщину, журналистку Эллен Кенни.
