Александр Казанцев - Иномиры (сборник)
— Очевидно, запись событий в слоях Времени пунктирна. Там запечатлены основные этапы развития. И ваша волна Жизни в какой-то мере живет сама по себе. Вы можете заглядывать в грядущее. И что самое опасное, даже уничтожить его бездумными действиями. Иначе мне не зачем было бы появляться у вас.
— Но тогда мы не встретились бы!
— Но теперь мы вместе! И я предложу Наза Вецу часть нашего исследования прошлого связать с четверостишьями Нострадамуса. Они затрагивают сбывшиеся события истории. И о каждом из них можно написать новеллу, отразив в ней дух эпохи и ее героев.
— Замечательная задумка! Как мне хотелось бы вместе с вами переноситься во времена Генриха II и Екатерины Медичи, когда жил Нострадамус, в пору Великой французской революции, показать Наполеона, его славу и крах. А потом мировая война, революция в России, тяготы и достижения народа вопреки всем гонениям. Период насилия, его перенес сам Наза Вец. Наконец, мое время, когда кончилась эра «тирании во благо народа».
Новые испытания наступили для него. Как жаль, что мы не сможем увидеть, каково теперь там. Мне так хотелось бы разделить участь моих родных и современников! Но только с тобой!…
— Увы! Высшая мера, вынесенная судом, закрывает мне доступ туда.
Оля вздрогнула и изменилась в лице.
— Что с тобой, родная? — спросил Альсино, хотя уже знал причины ее возбуждения.
Оля смотрела на него расширенными, округлившимися глазами-незабудками:
— Ты сказал, что у вас в неомире нельзя заглядывать в новые появляющиеся слои Времени.
— Они не только пусты, запрограммированы. Их просто еще нет. Они появляются по мере жизни нашего мира.
— Значит, не только пророчества, а даже предчувствия невозможны.
— Надо думать, так… Но это не относится к логическому прогнозированию развития событий.
— А что же тогда со мной? Я уверена, что знаю, будто сейчас случится что-то важное, изменяя все. Я предчувствую, Альсино. И я даже боюсь. Правда-правда!
— Все хорошо! Вот идет Моэла. Ты все поймешь… Моэла, высокая, стройная, с красящей ее строгое лицо сединой, горделиво шла по саду, разыскивая молодых людей.
— Что же случилось? — спросила Оля.
— Как я понял маму, нечто очень серьезное. Сейчас мы снова увидим старых знакомых, — твердо ответил Альсино.
— Кого, кого? Я ведь не всегда могу читать твои мысли.
Подошедшая Моэла «передала» то, что до глубины души взволновало Олю:
— Как, снова будет суд? Наза Вец прилетит сюда?
— «Таков полученный мною совет Председателя, переданный после его свидания с гостями со звезд».
Оля поняла ее, но не полностью.
— Разве за одно деяние можно судить дважды?
«Оценивать деяние можно до тех пор, пока не приблизишься к Истине», — прозвучала в сознании Оли мысль Моэлы.
Вслед за Моэлой появился Робик.
Как всегда, робот первым увидел снижающийся летающий диск. Он опустился недалеко от калитки, и из него вышли Наза Вец и Музыкант.
Оля прошептала:
— А я ведь хотела захватить для него наши музыкальные записи и забыла.
Моэла ласково взглянула на нее.
В отличие от первого суда, Альсино и Олю не пригласили в дом, где в одной из комнат собрались три судьи Верховного суда под председательством Моэлы.
Моэла даже не пустила в дом Робика, и он, скучный, если так можно сказать о биомашине, скитался по дорожкам сада.
Неведомо как, но он воспринимал волнение, охватившее Альсино и Олю.
Ожидание было мучительно долгим.
И вдруг из домика Моэлы послышались звуки.
Музыкант исполнял первый фортепьянный концерт Сергея Рахманинова.
Словно ветер пролетел над верхушками деревьев, напоминая недавний ураган. Это были вступительные виртуозные пассажи.
Затем послышалась оркестровая запись мелодии, отозвавшаяся в сердцах молодых людей, словно она была написана именно для них.
Из дома вышли Моэла и Наза Вец.
— Что? Что? — спрашивала Оля.
Альсино изменился в лице, побледнел, потом вспыхнул румянцем.
— Наза Вец! — бросился он к старцу. — Как жаль, что мы не сможем работать вместе над твоим замыслом. Появились такие увлекательные возможности.
И оба они отступили в тень дерева, молчаливо обмениваясь мыслями. Моэла пошла к Оле.
— «Милая моя доченька! — ласково звучало в мозгу Оли. — Только радость отмены приговора и возможность вам с Альсино вернуться в твой мир могут утешить меня. А я мечтала наслаждаться вашим счастьем».
— Как?! — воскликнула Оля. — Мы с Альсино вернемся к маме, папе, бабушке, увидимся с Леной и со всеми, с кем мне было так трудно расстаться?
— «Да, родная. Перед тобой и твоим другом встают великие задачи во имя спасения всей нашей Планеты. И я горжусь, что вы будете бороться за грядущее».
Оля не могла удержаться от слез и бросилась на грудь Моэлы. Та гладила ее волосы и тоже полными слез глазами смотрела на воспрянувшего сына. Он напоминал атлета, готового поднять небывалый груз.
Альсино повел Олю в дом.
— Вот видишь, — шептала она. — Я предчувствовала все! И сама кляну себя за это.
— Почему?
— Потому что это опровергает твою теорию о первичности событий в неомире. Я же увидела, заранее увидела, что произойдет что-то очень важное.
— Милая моя Оленька! Здесь двойное счастье!
— Двойное?
— Во-первых, ты не опровергла теории слоев Времени.
— Как же так? Ведь я почувствовала грядущее.
— Ты почувствовала, — но нечто, еще более важное для тебя. Ты восприняла телепатическое обращение Моэлы.
— Значит, я могу… как вы?…
— Ты сможешь и читать мысли не только у меня, и телепатически общаться с людьми. В этом нет ничего удивительного. Ведь в вашем мире сколько угодно людей, обладающих такими свойствами.
— Это верно. Еще Циолковский говорил, что нет в мире ни одной семьи, где хотя бы раз не произошло телепатического общения. Правда-правда! И я стану такой же, как вы все.
— Думаю, что раньше мне предстоит стать таким же, как все вы в твоем мире. И вместе с твоими соплеменниками мы будем бороться за нравственность, за отказ от войн, за спасение Природы и предотвращение любых катастроф.
— Вот теперь я счастлива вдвойне, как ты сказал! И Оля плотнее прижалась к Альсино.
Моэла, идя следом, с улыбкой наблюдала за ними.
Послесловие к четвертой части
Вот мы и горим желаньем послушать мудрецов.
АристофанВсе чудесным было вокруг этим ранним утром: и тенистый лес за спиной, и яркое поле в цветах, открывшееся за поредевшими деревьями. За бугром прятались уютные домики с двускатными, так поразившими когда-то Альсино, крышами.
