Евгений Войскунский - Девичьи сны
Помощника депутата на сей раз не было, и обязанности тамады исполнял Адиль. Во время его речи спустились по изящно изогнутой лестнице две девочки лет восьми-девяти — сероглазые, в одинаковых голубых платьицах с кружевными воротниками, русые волосы заплетены в косички.
— А вот и мои племяшки, — воскликнул Адиль, — две половинки моего сердца! Идите сюда, азизим!
Девочки были прелестные, их усадили за стол между Ольгой и Адилем, и они сразу заговорили между собой, затараторили. Ольга строго сказала им что-то, и девочки, замолчав, принялись за еду.
Адиль мне первому предоставил слово: мол, одноклассник нашего дорогого Джамиля, старый друг. Я подтвердил — да, дружили, в одной команде играли в баскетбол, призовые места занимали на межшкольных соревнованиях… Джамиля все любили в школе, ну как же — он и спортсмен, и красавчик, и математическая голова, ему сам Адам Адамович прочил большое будущее в науке… Тут я малость запнулся (будущее-то у Джамиля оказалось не в науке, а в коммерции), а Ольга вдруг сказала, что Джамиль заочно окончил высшие экономические курсы и работал над диссертацией — очень жаль, что не успел довести ее до защиты. И пошел, прерываемый тостами, разговор о том, как серьезно Джамиль относился к экономике и какие строил планы развития бизнеса — не только ресторанного, но и, оказывается, всероссийского. Такая замечательная была голова…
Черт, не надо было, наверное, налегать на «Абсолют». Уже и Катя, сидевшая рядом, спросила:
— Ты что, хочешь выпить всю эту толстую бутылку? Остановись.
Такую хорошую, мягкую водку мне раньше пить не доводилось. Может, она и на самом деле была абсолютным решением идеи водки? Вопрос интересный. Впрочем, абсолютного на Земле нет ничего — иначе остановилось бы развитие… черт, опять меня занесло куда-то в сторону от обычного течения жизни…
Девочки-близняшки, съев по большому куску белоснежного торта, по команде Ольги вылезли из-за стола и стали подниматься по лестнице. Их косички торчали в разные стороны… Может, «Абсолют» ударил мне в голову, но вдруг представился мне малый, лезущий по лестнице… по лестнице, приставленной к стене… а стена еще не достроена, такая оранжевая кирпичная кладка… у малого в руках как будто доска, а сзади из-под кепки торчит коса, перевязанная черной ленточкой… и небо над ним голубеет…
Чертовщина какая-то! «Протри-ка глаза», — скомандовал я себе. Это девочки в голубых платьицах поднимаются по лестнице в неведомые покои… дочки Ольги и Джамиля… да-да, они могли бы быть твоими дочками… твоими и Ольгиными… но Оля тогда не хотела детей… а ты, пьяный человек, тогда и не думал жениться… ах, как печально все это…
А время, по своему обыкновению, незаметно текло, и гости стали расходиться. Уже и мы с Катей встали из-за стола, но не успели произнести прощальных слов: вдруг между Ольгой и Светланой возникла перепалка. Я знал, что сестры и прежде ссорились, но мало ли что бывало в прежние времена…
— Ты же всегда делаешь только по-своему! — кричала Светлана, сердито глядя на сестру. Щеки у нее были в красных пятнах.
— А с чего ты взяла, что Руслана надо заменить? — холодно, не повышая голоса, сказала Ольга. — Руслан ничем не хуже охранников твоего Афанасия.
— Разжирел он, реакция не та! Но ты же никогда не слушаешь…
— Прекрати орать.
— Только свои дела на уме! Вместо того, чтобы заботиться о Джане…
— Девочки, не надо, прошу! — вмешался Адиль, делая быстрые, как бы разнимающие жесты. — Не надо!
Я так понял, что муж Светланы Афанасий Тимохин, владелец охранного агентства, предложил заменить некоего Руслана, телохранителя Джамиля, своим, более ловким, охранником — а Ольга не захотела. Кстати: а где Тимохин? Почему не пришел на поминки девятого дня?
В полупустом вагоне метро, когда ехали домой, мы с Катей сидели молча. Я посмотрел на ее тонкий белый профиль, на полуприкрытый веком карий глаз, спросил:
— О чем ты думаешь, Катенька?
Она повернула ко мне голову:
— У нас в турфирме давно болтали, что он с ней жил. А мне не верилось. Ведь они такая хорошая пара…
— Постой. Кто с кем жил?
— Ну, Джамиль со Светланой. Но кто может это доказать? Они всегда на официальных встречах и приемах были вместе…
— Кто?
— Ну кто? Ольга Викторовна с Джамилем, конечно. Ты что, плохо слышишь?
— Я слышу хорошо.
— По-моему, Светлана ей завидовала.
— Вполне возможно, — сказал я. — Но это не наше дело, Катя.
Эскалатор вынес нас из теплой утробы метро в метель, подстерегавшую у выхода на площадь. Последние дни февраля стояли очень холодные. Катя заторопилась к троллейбусной остановке, но я застрял у киоска, у меня сигареты кончились. Купил две пачки «Мальборо» — из-за этого опоздали на троллейбус. Катя расстроилась:
— Теперь жди полчаса! Они же по вечерам редко ходят. Такая холодина!
Я обнял ее:
— Не дам тебе замерзнуть.
Но Катя движением плеч отвергла мою заботу.
— Не надувай губки, — попросил я.
Она промолчала, отвернувшись. С огорчением я подумал, что у нас участились размолвки. Катя часто бывала недовольна мной, как мне казалось, по пустякам. Но, конечно, была и глубинная причина ее недовольства. Я понимал это — но что же мог я поделать? Наверное, Кате нужен был не такой, как я… более молодой, более обеспеченный… Более подходящий…
Март шел бодрой поступью, то высыпая снежные заряды, то разгоняя тучи и растапливая сугробы на обочинах улиц. Весна заявляла о скором приходе.
А у меня подходил к концу лирический цикл Тукарама. Должен признаться, я устал от его красивых слов, от жалостливых вздохов и восклицаний. Зачем оповещать весь мир, что тебя недостаточно сильно любят?
Вот он сравнивает наплыв своих чувств с волнением моря. В английском тексте — «будто синие волны бегут по морю». Я расхаживаю по комнате, с сигаретой в зубах, и бормочу варианты: «Будто море плеснуло синей волной… синью волн наливается море… ходит синей волной Кондо-озеро…» Ну занесло меня: «Кондо-озеро»! Это же из Луговского. Достаю со стеллажа томик его избранных стихов. Вот оно: «Вьются листья — червонные козыри. Ходит синей волной Кондо-озеро. Кондо-озеро, ширь тревожная, На отцовскую землю положенная…» Читаю это дивное стихотворение, и непонятное тревожное чувство вдруг охватывает меня. «С моря Белого журавли летят. К морю Черному журавли трубят. Снова тянется песня вечная, Перелета нить бесконечная…»
Журавли! Что-то с ними связано. «В небе древний клич уходящих стай…» Древний клич… Прикуриваю от догоревшей сигареты новую и хожу, хожу из угла в угол.
