Клиффорд Саймак - Пересадочная станция
Он потянулся к ней и тут же безвольно уронил руки, с ужасом осознав, что хотел сделать. Впервые в жизни Инек попытался дотронуться до нее, впервые за все эти годы он забылся.
— Извини, Мэри. Мне не следовало этого делать.
В ее глазах заблестели слезы.
— Если бы это было возможно! — вздохнула она. — Я так хотела бы, чтобы это было возможно!
— Дэвид, — позвал Инек, не поворачивая головы.
— Дэвид ушел, — сказала Мэри. — Он не вернется, — Мэри медленно покачала головой.
— В чем дело, Мэри? Что происходит? Что я такое наделал?
— Ничего, — ответила она, — если не считать, что ты сделал нас слишком похожими на людей. Настолько похожими, что у нас появились все человеческие качества. И теперь мы уже не марионетки, не красивые куклы, мы — люди! Мне кажется, именно это мучило Дэвида больше всего — не то, что он человек, а то, что, став человеком, он по-прежнему остается тенью. Раньше, когда мы были куклами, это не имело значения. У нас не было тогда человеческих чувств.
— Прости меня, Мэри, — произнес Инек, — Прошу тебя, прости!
Она наклонилась к нему, и лицо ее озарилось нежностью.
— Ты ни в чем не виноват. Скорее мы должны благодарить тебя. Ты создал нас, потому что любил, и это прекрасно — знать, что ты любима и нужна.
— Но теперь все по-иному, — молил Инек, — Теперь вы приходите ко мне сами, по собственной воле.
Сколько лет уже прошло? Должно быть, все пятьдесят. Мэри стала первой, Дэвид — вторым. Из всех, кого воскрешало его воображение, они были ближе и дороже других.
А сколько лет минуло с тех пор, как он попытался сделать это впервые? Сколько лет провел он, изучая безымянную науку, созданную чудотворцами Альфарда-ХХН?
Когда-то, в прежние дни, при его прежнем отношении к жизни, все это могло показаться ему черной магией, хотя черная магия была тут ни при чем. Скорее упорядоченные манипуляции некими естественными характеристиками Вселенной, о которых человечество еще не подозревает. Может быть, оно никогда их не откроет. Потому что на Земле просто не существовало — по крайней мере в настоящее время — направления научной мысли, необходимого для появления исследований, которые могли бы привести к такому открытию.
— Дэвид чувствовал, — сказала Мэри, — что так не может продолжаться вечно. Эти наши благочинные визиты… Рано или поздно должно было наступить время, когда нам пришлось бы признаться себе, кто мы такие.
— И остальные тоже так решили?
— К сожалению, да, Инек. Остальные тоже…
— А ты? Ты сама, Мэри?
— Не знаю, — ответила она. — Для меня все это по-другому… Я люблю тебя.
— И я тебя.
— Нет, ты не понимаешь! Я и вправду влюблена в тебя.
Инек застыл, глядя на нее, и ему почудилось, что весь
мир заполнился грохотом, словно он сам остановился, а пространство и время все так же несутся мимо него.
— Если бы все оставалось по-прежнему, как вначале… — произнесла Мэри. — Тогда мы радовались своему существованию, эмоции наши были не столь глубоки, и нам казалось, что мы счастливы. Как маленькие беспечные дети, что играют на улице под яркими лучами солнца. Но потом мы повзрослели. И возможно, я больше, чем другие.
Она улыбнулась Инеку, но в глазах у нее стояли слезы.
— Не принимай это так близко к сердцу. Мы можем…
— Мэри, дорогая, — сказал Инек, — Я полюбил тебя с того самого дня, когда мы встретились впервые. А может быть, и еще раньше.
Он потянулся было к ней, но тут же опомнился и опустил руку.
— Я не знала этого… — проговорила Мэри, — Наверное, мне не следовало признаваться тебе… Если бы ты не знал, что я тоже тебя люблю, тебе, возможно, было бы легче.
Инек удрученно кивнул. Мэри склонила голову и прошептала:
— Боже праведный, за что ты обрушил на нас свою немилость? Мы ничем не заслужили такой кары.
Она подняла голову, посмотрела Инеку в глаза и добавила:
— Мне бы только коснуться тебя…
— Мы можем встречаться, как раньше, — сказал Инек. — Приходи в любое время, когда захочешь. Мы…
Она покачала головой:
— Теперь уже не получится. Для нас обоих это будет слишком тяжело.
Инек понял, что она права, что все кончено. Целых пятьдесят лет Мэри и другие люди-тени появлялись в доме, чтобы повидаться с ним. Но теперь они не вернутся. Сказочное королевство рассыпалось в прах, волшебные чары развеялись. Отныне он будет одинок — более одинок, чем когда-либо, чем до знакомства с ней.
Сама она не вернется, а у него не хватит духу вызвать ее снова, даже если бы он смог, — теперь мир теней и его любовь, единственная любовь в его жизни, уйдут навсегда.
— Прощай, моя любимая, — произнес он. И откуда-то издалека, как поначалу показалось Инеку, до него донесся свист аппарата связи, требующего внимания к новому сообщению.
Глава 13
«Пришлось бы признаться себе, кто мы такие», — сказала Мэри.
А действительно, кто они? Не в его представлении, а на самом деле? Что они думают о самих себе? Может быть, им известно больше, чем ему?
Куда ушла Мэри? В каком неизвестном измерении растворилась она, покинув эту комнату? Существует ли она сейчас? И если да, то что это за существование? Может быть, она лежит, словно кукла, в коробке, куда маленькие девочки прячут свои игрушки, убирая их в шкаф. А рядом хранятся все остальные куклы…
Инек попытался представить это вневременное, затерянное измерение, и воображение рисовало ему серую пустоту, где его прежние друзья существовали в небытии, где не было ни пространства, ни времени, ни воздуха, ни цвета, ни видения — одна бескрайняя пустота, которая простирается за пределами Вселенной.
«Мэри! — кричала его душа. — Мэри, что я натворил?»
Ответ лежал на поверхности — безжалостный и холодный.
Он вмешался в нечто такое, чего не понимал, и тем самым совершил еще больший грех, считая, что все понимает. На самом деле он понял самую малость — ровно столько, чтобы заставить принцип сработать, но он не понял, не смог предугадать, какие будут последствия.
Акт творения подразумевал ответственность, а он был готов лишь к моральной ответственности за причиненное зло, но ничем не мог помочь, а значит, был совершенно бессилен.
Они ненавидели его, негодовали, и Инек даже не мог их за это осуждать, потому что именно он вызвал их из небытия, показал им мир людей, а затем вернул обратно! Он дал им все, чем располагает человек, за одним, но самым важным исключением: им не дана была способность существовать в мире людей.
И они возненавидели его, все, кроме Мэри, но с Мэри было еще хуже. На нее он обрушил проклятие, ибо, вдохнув в нее все человеческое, он обрек Мэри на любовь к сотворившему ее чудовищу.
