Жюль Верн - Том 7. «ЧЕНСЛЕР». ГЕКТОР СЕРВАДАК
- Хотите, господин капитан, я разорву его на части, разрублю пополам, как его проклятую комету?
- Только троньте меня, попробуйте! - завопил Пальмирен Розет, выпрямляясь во весь свой маленький рост.
- Сударь! - живо вмешался капитан Сервадак, - я сумею вас образумить, поверьте!
- А я за угрозы и оскорбление действием привлеку вас к суду!
- К суду на Галлии?
- Нет, капитан, к настоящему суду, на Земле!
- Вот испугали! Земля от нас далеко! - засмеялся капитан Сервадак.
- Как бы далека она ни была, - воскликнул Пальмирен Розет, не помня себя от бешенства, - тем не менее мы пересечем ее орбиту в восходящем узле в ночь с тридцать первого декабря на первое января и столкнемся с ней ровно в два часа сорок семь минут тридцать пять и шесть десятых секунды ночи!..
- Дорогой профессор, - перебил его капитан Сервадак с любезным поклоном, - это все, что мне нужно было узнать!
И с этими словами он покинул совершенно сбитого с толку Пальмирена Розета, которому Бен-Зуф счел нужным отвесить не менее почтительный поклон, чем капитан.
Наконец-то Гектор Сервадак и его товарищи узнали то, что так жаждали узнать. Столкновение произойдет в два часа сорок семь минут тридцать пять и шесть десятых секунды утра.
Итак, до встречи с Землей оставалось еще пятнадцать земных дней, то есть тридцать два галлийских дня по старому календарю, или же шестьдесят четыре дня по новому исчислению.
Тем временем, готовясь к вылету, все трудились с необычайным рвением. Галлийцы спешили как можно скорее покинуть комету. Монгольфьер лейтенанта Прокофьева представлялся им наиболее надежным способом достигнуть земной поверхности. Всем казалось, что проникнуть в атмосферу Земли вместе с галлийской атмосферой - самая легкая вещь на свете. Они забывали о множестве опасностей, связанных с этим небывалым в истории воздухоплаванья перелетом. По их мнению, не было ничего проще, хотя лейтенант Прокофьев не раз серьезно предупреждал товарищей, что стоит монгольфьеру внезапно остановиться в своем поступательном движении, и он неминуемо сгорит вместе со всем экипажем: они могут спастись только чудом. Капитан Сервадак, подбадривая других, намеренно расписывал предстоящее путешествие в самых радужных тонах. Что до Бен-Зуфа, то он всю жизнь мечтал о прогулке на воздушном шаре и был в восторге, что желание его исполнилось.
Граф Тимашев и лейтенант Прокофьев одни только ясно сознавали, сколько опасностей таит в себе эта дерзкая попытка. Но они были готовы ко всему.
К тому времени, освободившись ото льда, море стало вновь пригодным для судоходства. Паровой катер привели в порядок и, израсходовав остатки угля, совершили несколько рейсов на остров Гурби.
В первое плаванье отправились капитан Сервадак, Прокофьев и несколько русских матросов. Они обнаружили, что долгая зима пощадила остров, караульню и гурби. По лугам струились ручейки. Птицы, стремительно покинув Теплую Землю, перелетели на этот плодородный клочок суши, покрытый зеленью лугов и деревьев. Под воздействием экваториальной жары, стоявшей во время кратких трехчасовых дней, распускались новые незнакомые растения. Лучи Солнца, отвесно падая на почву, грели с необычайной силой. Почти сразу после суровой зимы наступило знойное лето.
На острове Гурби собрали для топлива запас травы и соломы, чтобы наполнить монгольфьер нагретым воздухом. Если бы огромный воздушный шар не был таким громоздким, его, вероятно, переправили бы морем на остров Гурби. Однако после обсуждения решено было, что удобнее всего подняться с Теплой Земли и туда же доставить топливо для нагревания воздуха.
Для повседневных нужд колонисты уже начали жечь обломки обоих кораблей. Когда дело дошло до обшивки тартаны, Исаак Хаккабут попытался было протестовать, но Бен-Зуф пригрозил, что его заставят уплатить пятьдесят тысяч франков за место в гондоле, если он только посмеет рот раскрыть.
Исаак Хаккабут вздохнул и покорился.
Наступило 25 декабря. Все приготовления к вылету были закончены. Рождество отпраздновали так же, как и в прошлом году, только с еще более горячим религиозным чувством. Что касается нового года, то все эти славные люди твердо верили, что встретят его на Земле, а Бен-Зуф даже пообещал юному Пабло и крошке Нине богатые новогодние подарки.
- Можете считать, что они у вас в руках! - заверил он их.
Хоть и трудно поверить, но капитан Сервадак и граф Тимашев в последние дни перед великим событием думали не об опасности перелета на Землю, а совсем о другом. Холодность, которую они выказывали друг к другу, отнюдь не была притворной. Два года, проведенные вместе вдалеке от Земли, уже казались им забытым сном, и они готовились встретиться в реальной земной жизни как противники. Очаровательный женский образ снова встал между ними, мешая им относиться друг к другу попрежнему.
И тут капитану Сервадаку пришло на ум закончить пресловутое рондо, последнее четверостишие которого осталось недописанным. Еще несколько строк, и прелестное стихотворение будет готово. Галлия похитила с Земли поэта, пусть же он и вернется туда как поэт!
И капитан Сервадак между делом перебирал в уме все свои неблагозвучные рифмы.
Что до других обитателей колонии, то граф Тимашев и лейтенант Прокофьев мечтали как можно скорее увидеть Землю, а у русских матросов было только одно желание: следовать за своим барином повсюду, куда ему будет угодно, хоть на край света.
Испанцам же жилось на Галлии так хорошо, что они охотно остались бы там навсегда. А впрочем, Негрете с приятелями все же были бы рады увидеть вновь поля родной Андалузии.
Ну, а Пабло и Ника, те были в восторге вернуться на Землю с новыми друзьями, лишь бы никогда не разлучаться друг с другом.
Только один человек был недоволен - сварливый Пальмирен Розет. Он негодовал, бушевал, клялся, что ни за что не сядет в корзину. Нет, ни за что! Он не желал покидать своей кометы. Дни и ночи он проводил за астрономическими наблюдениями. Ах, как ему недоставало его замечательной, горько оплакиваемой трубы! Ведь как раз теперь Галлия должна вступить в зону падающих звезд! Он мог бы наблюдать там редкостные явления, сделать необыкновенные открытия!
С отчаяния Пальмирен Розет прибегнул к героическому средству - он попытался расширить свои зрачки, чтобы хоть как-нибудь заменить оптическую мощность разбитой трубы. Стащив белладонну в аптечке Улья Нины, профессор без конца глотал это лекарство и чуть все глаза себе не проглядел, наблюдая за звездным небом. Но хоть он и увеличил силу света, отражавшегося на сетчатой оболочке своих глаз, однако ничего толком не увидел и ничего не открыл.
Последние дни прошли среди всеобщего лихорадочного возбуждения. Лейтенант Прокофьев следил за последними приготовлениями, вникая во все мелочи. Две мачты со шкуны были поставлены на берегу и поддерживали огромный монгольфьер, еще не наполненный воздухом, но уже заключенный в сетку. Тут же стояла гондола, достаточно вместительная для двадцати трех пассажиров. К бортам ее прикрепили несколько пустых бурдюков, чтобы корзина могла продержаться некоторое время на воде, на тот случай, если монгольфьер опустится в море недалеко от берега. Разумеется, при падении в океан корзина скоро затонет вместе с экипажем, если только поблизости не окажется какого-нибудь корабля, чтобы подобрать людей на борт.
