Брайан Олдисс - ФАТА-МОРГАНА 8 (Фантастические рассказы и повести)
Поначалу они не видели ничего странного в том, что я помогаю уничтожить свой собственный вид. По их мнению, арктуриане были лучше приспособлены для выживания, поэтому так и должно было произойти. О людях сказать такое было нельзя, поэтому они обрекались на вымирание.
Я научил их сочувствию, и наконец, начав созревать как люди, когда их холодный интеллект приглушили человеческие чувства, они поняли, в чем заключается моя дилемма.
По иронии судьбы я не мог ждать понимания от людей, а захватчики окружили меня пониманием и сочувствием. Они понимали, что мое предательство имело целью выиграть для людей еще несколько лет.
Однако их арктурианская логика был еще слишком сильна. Вместе со мной они лили горькие слезы, но не могло быть и речи об изменении плана. План был утвержден, они же представляли просто набор инструментов, нужных для его проведения в жизнь.
И все-таки, используя их сочувствие, мне удалось его изменить. Приведу разговор, в ходе которого стало ясно, что изменение совершилось.
Эйнар Джонсон, этот самый успевающий ученик, практически не расстающийся со мной, однажды сказал:
— Все говорят о том, что мы уже люди. Ты сам сказал, что это так, и значит, это правда. Мы начинаем понимать, насколько велик и прекрасен человек. — Говоря это, он буквально лучился торжественностью. — Оставшиеся на нашей планете и не располагающие ни человеческими телами, ни равновесием между разумом и чувствами, которое ты называешь душой, не смогут оценить и понять огромный скачок, совершенный нами. Мы никогда не вернемся к прежнему состоянию, ибо слишком много потеряли бы при этом.
Наши соплеменники руководствуются в своих поступках логикой и полагаются на то, что мы им сообщаем. Мы известили их обо всем, чему научись, и план был пересмотрен. Во Вселенной достаточно места и для нас, и для вас.
Не будет миграции с нашей планеты на вашу. Мы останемся среди вас, будем размножаться и жить, как ты нас этому учил. Может, когда-то и мы достигнем того величия, которое так восхищает нас в людях.
Мы поможем вам найти свое предназначение среди звезд, как нашли его мы.
Склонив голову, я расплакался. Это была победа.
Прошло четыре месяца, и я вернулся к себе. Халлаган предоставил водителей самим себе и покинул перекресток, чтобы встретить меня вопросом:
— Куда это вы пропали?
— Болел, — ответил я.
— Заметно. Вам нужно было… Что за идиот там вылез! — И он помчался на свое место, свистя изо всех сил.
Я поднялся по лестнице наверх — да, она явно требует ремонта. Сняв с двери табличку, вошел внутрь.
Приемная имела типичный вид помещения, в котором давно никого не было. Дворник вообще не открывал окон, поэтому воздух был спертым и затхлым. Я по привычке ожидал увидеть Марджи сидящей за столом, но это было совершенно нереально. Если девушка получает жалованье и вместе с тем ей совершенно нечего делать, единственное место, где ее можно найти — это пляж.
Мой стул покрывал слой пыли, но я сел на него, не дав себе труда ее стереть. Закрыв лицо руками, я вглядывался в человеческую душу.
Все зависело именно от моего умения. Я знал людей, знал их очень хорошо, может, даже лучше всех.
И ведь единственная возможность спасти человечество заключалась в том, чтобы привить этим тридцати существам все самое хорошее и благородное, убедить их, что все люди именно таковы. Только при этом они могли счесть нас равными себе.
Я взглянул в будущее и увидел, как они гибнут один за другим. Я не дал им ни малейшей возможности защитить себя. Они совершенно не готовы к встрече с таким человеком, каким он является на самом деле. И не смогут этого понять.
Все то, что так восхищает человека — добро, благородство и красота, одновременно вызывает его ярость, когда он это находит.
Они беззащитны, поскольку не понимают этого, и погибнут, побежденные яростью, завистью и жаждой уничтожения — именно так реагирует человек, оказавшись лицом к лицу со своими идеалами.
Я закрыл лицо руками.
Что я наделал?..
Перевод с англ. И. Невструева
Эдмонд Гамильтон
НУ, И КАК ТАМ?
1
Выходя из госпиталя, я не хотел надевать мундир, но другой одежды со мной не было. Кроме того, я был счастлив, что меня наконец выписали. Однако, поднявшись на борт самолета, летящего в Лос-Анджелес, я тут же пожалел об этом.
Люди смотрели на меня и перешептывались, а стюардесса одарила меня лучезарной улыбкой. Видимо, она сообщила и пилоту, потому что тот вышел ко мне, пожал руку и сказал:
— Для вас такой полет просто семечки.
В самолет вошел низенький человек в очках, огляделся и сел в соседнее кресло. Ему было лет пятьдесят—шестьдесят. Несколько минут он беспокойно вертелся, прежде чем устроился удобно. Тогда он взглянул на меня, заметил мундир и бронзовый значок с цифрой 2.
— Да ведь вы из Второй Экспедиции! — сказал он, а потом добавил: — Вы же были на Марсе!
— Да, — ответил я. — Был.
Он восхищенно уставился на меня. Это не доставило мне особого удовольствия, но его любопытство было таким дружелюбным, что я не смог дать ему должного отпора.
— Ну, и как там? — спросил он.
Самолет набирал высоту, и я смотрел на убегающую назад аризонскую пустыню.
— По-другому, — ответил я. — Совсем по-другому.
Казалось, такой ответ его полностью удовлетворил.
— Верно, — произнес он. — Вы летите домой, мистер…
— Хэддон. Сержант Френк Хэддон.
— Вы возвращаетесь домой, сержант?
— Я живу в Огайо, а сейчас лечу в Лос-Анджелес, навестить кое-кого.
— Вот и хорошо. Надеюсь, вы неплохо повеселитесь, сержант. Вы это заслужили. Вы, парни, провернули великое дело. Я читал в газетах, что, если ООН организует еще пару экспедиций, у нас будут там целые города, регулярное пассажирское сообщение и тому подобное.
— Послушайте, — сказал я, — все это вздор. С тем же успехом можно построить пару городов здесь, в пустыне Мохаве. Единственная причина полетов на Марс — это уран.
Я видел, что он мне не поверил.
— Да, да, — сказал он. — Я знаю, это тоже имеет значение; уран нужен нам для электростанций, но ведь дело не только в нем, правда?
— Еще очень долго дело будет именно в нем, — ответил я.
— Но сержант, я сам читал…
Все остальное время я молчал. Прежде чем он кончил пересказывать мне статью из газеты, мы приземлились в Лос-Анджелесе. Когда мы вышли из самолета, он долго жал мне руку.
