Александр Громов - Менуэт святого Витта, Властелин пустоты
Любопытен сам литературный метод, использованный писателем для решения генеральной задачи: в рамках одного художественного текста он демонстрирует сразу две антагонистичные модели мира/общества — антиутопию и утопию. При этом сделано это не схематично — обе модели показаны в действии и столкновении друг с другом.
Первая модель представлена почти фрагментарно (на примере микроклимата космического корвета-очистильщика землян «Основа Основ», впрочем, отражающего социальные, общественные отношения всего земного общества), но достаточно четко и красноречиво: ярко выраженная концепция тоталитарной власти, густо замешанной на генетическом шовинизме (градация на ограниченно ценных граждан, т. е. людей, лишенных телепатических и прочих аномальных способностей, и полноценных, являющих собой, судя по основному составу «Основы Основ», разношерстные «образцы» мутантов, занявших главную социальную нишу в земном обществе).
По другую сторону идеологического фронтира — очаровательная пасторальная утопия: общество Простора, забытой и затерянной колонии тех же землян, образованной еще до Всеобщей Войны, очередного вырождения и возрождения человечества.
До поры до времени обе идеологические системы образуют в романе четкую оппозицию, и введение в повествование сюжета о вторжении на Простор «новых землян», озабоченных «постренессанской» идеей космической экспансии, служит вроде бы главным образом для развертывания собственно сюжетной интриги, как некий условный механизм раскрутки главной идеи (превращении Иванушки-дурачка (Леона) в красавца царевича (диктатора). После первого прочтения рукописи я не сразу «схватил» философскую подоплеку введения в текст «второй силы» — антиутопии. Понимание пришло позже: на оппозиции «Земля — Простор» выстраивается не просто сюжет, а вся идеология романа.
Однако на антиутопической модели земного общества мы не задержимся, поскольку основной корпус идей и сюжетных конструкций располагается все же в утопии Простора.
…В незапамятные времена, еще до того, как человечество в который раз пришло к идее тотального суицида и в который раз скатилось почти к подножию эволюционной лестницы, эту планету заселили выходцы с Земли. Судя по всему, про нее скоро забыли. А тем временем в колонии формировалось в меру самодостаточное общество. То ли в результате эволюции социально-общественной системы Простора, то ли вследствие каких-то особых климатических условий планеты (во всяком случае, это первые вероятные гипотезы, возникающие при первой встрече с этим миром) представители высокотехнологической цивилизации вдруг возвращаются едва ли не к эдемовскому варианту общественного уклада, основанному на единении с природой и отторжении атрибутов высокоразвитой цивилизации (включая огнестрельное оружие и даже большую часть предметов из металла). И в то же время подобный шаг назад приводит не к одичанию и последовательной деградации, а к процветанию пасторально-матриархальной утопии, основанной на тотальном пацифизме. Автор нарочито прямолинейно (впрочем, не без явной иронии) подчеркивает пасторальную основу новой утопии через имена героев, позаимствованные из классики пасторальной литературы (Дафнис, Хлоя, Аконтий, Кифа и пр. Сравните с именами экипажа корвета — Й-Фрон, Нбонг-2А-Мбонг, — в которых мало красоты, как мало красоты в тоталитарной системе). В мире Простора напрочь отсутствуют между людьми любые проявления насилия. Однако такое неприятие вражды по отношению друг к другу отнюдь не параграф законодательства, а естественный образ жизни. Да и с чего им воевать? Земли навалом, зверье безобидно и само напрашивается на кухню, прочие продукты питания растут на деревьях. Благодать! Молочных рек и кисельных берегов для полноты картины не хватает. Рай, возрожденный за сотни световых лет от Земли. Так кажется поначалу. Сказка пленит. НО!..
Но утопия естественна лишь как мечта, миф. Утопические отношения неестественны для человека. Полное отсутствие хоть малейшего намека на агрессию, на «не- такость» практически невозможно. Это понимает Умнейший — бывший космический десантник, волей драматических обстоятельств оказавшийся «пленником» этого мира. Эту мысль утверждает и сам автор: «Войны — двигатель прогресса»… Печально, но факт.
А. Громов безжалостно разрушает сказку. Утопия оказалась фальшивой — всего лишь результат той самой высокой технологии, которую отвергли обитатели утопии (первые поселенцы установили генератор, излучающий некие волны, подавляющие агрессивность во всем живом). Утопия — пассивна, ее нетрудно разрушить. И А.Громов убедительно продемонстрировал, как легко утопия превращается в антиутопию. Для этого вполне достаточно устроить небольшое вмешательство Иной Логики — агрессии. Инстинкт самосохранения присущ всем живым существам. Даже тотальным пацифистам. Если люди не желают спасать свою шкуру, то им необходимо в этом помочь. Даже против их воли. Нарушая традиции и этические нормы. Зигмунд Умнейший — самый яркий персонаж романа. Он готов совершить подлость, чтобы спасти. Не утопию. Людей. Обманом, хитростью. Породив Леона. Но ведь нет и не могло быть иного пути. Если вождя, способного сплотить народ для обороны, не существует, то его необходимо придумать. И на эту роль в критической для общества ситуации сойдет любой. Призвание? Способности? Чушь! Умнейший подскажет верный шаг.
«Герои приходят в неспокойное время» (Г. Л. Олди). Больше: герои приходят в нужный момент. Порой еще не зная о том, что они герои.
Стать героем несложно. Леон не был отличным стрелком, никогда не славился и храбростью. То, что его стрела поразила «детеныша Железного Зверя» — зауряд-очиститель землян, — банальная случайность. Случай «превращает» клинического мазилу Леона в Великого Стрелка. В неспокойное время люди нуждаются в герое. За ним пойдут. Мифология рождается произвольно. Люди сами создали миф о Великом Стрелке. И они поверили в свою мечту.
Но Власть и начинается с создания и утверждения в сознании масс мифа о величии вождя. Любая власть, любая модель государства опутана сетью особой — государственной — мифологии. Александр Громов великолепно продемонстрировал действие этого механизма, изобразил, как под прикрытием мифа безобидный прыщик превращается в гнойный чирий.
Леон — безнадежный неудачник с ярко выраженными симптомами «тюфяка». Что ж, диктаторами не рождаются, диктаторами становятся. Их пестуют, их направляют по нужной дорожке Умнейшие: те, кто остается в тени. Кукловоды.
«— Плечи расправь, — шептал Умнейший в ухо. — Ни о чем не спрашивай, потом спросишь. Не суетись и не спеши. Иди бодро. Улыбайся».
