Виктор Мясников - Микрорассказы Интерпрессконов 1997-2000
Догадка потрясла планету и землетрясениями прокатилась по ее поверхности, проснулись старые и вырвались из недр новые вулканы, испепелившие все, что могло гореть, а потоки воды, после выпавших затем ливней, смыли оставшийся пепел обратно в океаны. Планета облегченно вздохнула и снова принялась наблюдать за комочками органического вещества, весело резвящимися в остывающих океанах.
Жизнь во Вселенной текла своим чередом.
Юрий Гаврюченков
Они сражались за родину
Гимли, сын Глоина, отложил секиру, перекатился под прикрытием кочки на спину и стал перематывать опорки на изрядно потрепанных лаптях. Кряхтя и ругаясь, гном затянул полусгнившие ремешки и лег обратно на брюхо. Он тяжело дышал. Непривычно жаркое солнце заставило взмокнуть боевую красную рубаху, от пыли давно ставшую коричневой. Штаны тоже побурели, но не от пота: захлебнувшаяся атака на позиции хорошо вооруженного противника закончилась позорным отступлением, после которого в животе долго урчало и булькало. Не поднимая головы, Гимли разворошил землю корявыми толстыми пальцами, добыл оттуда сопревшего червя и жадно утолил голод. Он огляделся. Рассыпавшийся по степи хирд угрюмо ждал приказа.
Лопахин тщательно прицелился и спустил курок. Приклад больно толкнул огромный синяк, расплывшийся на правом плече.
— В бога душу так твою мать! — выругался он, заметив, что пуля впустую взбила фонтанчик степной пыли.
Синеватое облачко порохового дыма нехотя расплывалось в неподвижном тяжелом воздухе. Лопахин открыл затвор и надавил указательным пальцем на гильзу. Судя по тому, насколько утонул в магазине палец, патронов осталось всего две штуки. «Должно же быть три, — огорчился Лопахин, — я ведь считал!» Он раздосадовано дослал рукоятку затвора и вытер влажные ладони о гимнастерку.
Патроны кончались, еще раньше закончилась вода. Рота, два часа назад с трудом отбившая очередную атаку, затаилась в окопах. Командиры выжидали. Связь со штабом прервалась позавчера, и без приказа было неясно, что делать: отступать либо стоять насмерть, не сдавая врагу ни пяди родной земли.
Лопахин тоскливо обвел взглядом утонувшую в знойном мареве степь, кое-где покрытую пятнами сгоревшего полынника и усеянную корявыми телами в красных рубахах. Ближайший к нему гном не добежал до стрелковой ячейки шагов двадцать. Отсюда было хорошо видно, как колышется на слабом ветру его тронутая молью борода. Лопахин сглотнул, в горле першило, будто его натерли изнутри наждаком.
К закату, когда тени увеличились, а внимание противника уменьшилось, раздалась команда наступать. Хирд вскочил и понесся к вражьим позициям, чтобы внезапной атакой выбить обороняющихся из первой линии укреплений.
Перегревшийся на солнце Лопахин с трудом различил шевелящиеся точки, которых вдруг стало очень много.
— Опять гномы поперли, в бога душу так их разэдак! — выругался он, протирая кулаком воспаленные глаза.
Лопахин поймал на мушку мчащегося прямо на него супостата и, памятуя про оставшиеся два патрона, плавно нажал на спуск.
— Барук казад! — крикнул Гимли, когда над ухом у него что-то свистнуло.
— Коммунисты, вперед! — пронеслось над окопами.
Лопахин выстрелил еще раз, но гном словно не замечал летящих в него пуль и стремительно приближался, быстро перебирая короткими кривыми ножками.
— Да он же пьяный, — догадался Лопахин и полез на бруствер, торопливо примкнув штык.
Отовсюду слышались крики «ура!», которые перекрывал сиплый вопль старшины: «За Родину, сынки!», поднимающего роту в контратаку. Лопахин тоже заорал «ура!» — яростно и зло, и побежал, цепко сжимая винтовку грубыми мозолистыми руками.
Вернер Хольт кубарем скатился по склону, по колено влетев в мутные воды Рейна. Из своего отделения остался жив он один, чудом уцелев в начавшейся, как всегда внезапно, бойне.
Увязая в илистом дне, Вернер выбрался на берег, прислушался и затравленно поозирался. Никого, но тишина бывает обманчива. Хольт одернул мундир, поправил за поясом гранату и подвернул сползший левый рукав, чтобы в бою затвор автомата не цеплял за одежду. Он не знал, куда теперь идти, но хотел спрятаться, чтобы его не достали беспощадные стрелы. Эльфы были превосходными лучниками. Умело используя укрытия, они всякий раз получали преимущество перед оснащенными самым современным оружием солдатами вермахта. Эльфийские ночные атаки наводили ужас на защитников фатерланда.
Фронтовые сводки по радио также сообщали мало приятного. Они были посвящены бесчинствам оголтелых орд хоббитов на Британских островах и зверствам орков в Северной Африке. Положение дел ближайшего союзника Рейха — России — также не внушало оптимизма, и Хольт не был уверен, переломит ли ход войны создание новой сверхмощной бомбы, давно обещанной Геббельсом.
Одно он знал твердо: магия друидов, открывшая проходы из таинственных миров, действительно существует.
Александр Громов
Быль о маленьком звездолете
Была Вселенная. А в ней был звездолет. И был звездолет маленьким. Высотой всего-навсего с гору Маунт Вильсон, да и то если не считать обсерваторию на ее макушке. Кому такой понравится?
— Броню бы помощнее, — вздыхали люди.
— И двигатель…
— Чтобы пол-Галактики на одной заправке…
— Противометеоритную пушку…
— Многоствольную…
— А каюты?.. Это же курятник!
— Увеличить оранжереи!
Конструкторы почесали в затылках. Затем кивнули. И начал звездолет расти. Очень скоро он достиг величины Эвереста — разумеется, не считая высоты флажков, оставленных на вершине этой горы разными экспедициями.
— Все равно слаб двигатель, — буркнул кто-то.
— И броня дохлая…
— И запас топлива мал…
Конструкторы почесали в затылках. И кивнули. Когда под звездолетом начала прогибаться земная кора, его перенесли на ближнюю орбиту, а когда его тяготение стало вызывать океанские приливы высотой с Тадж-Махал (не считая, естественно, купола), отвели еще дальше. Звездолет был все еще мал: массой с Луну, если не считать тех метеоритов, что упадут на ее поверхность в будущем.
— Прочность ни к черту, — осудили люди.
— А разгонные характеристики? О грузовместимости вообще молчу…
— Жаль, не хватает сырья…
— А планеты на что?!
Конструкторы кивнули. Затем кивнули снова. И кивали много раз. И стал звездолет большим-пребольшим — во всю обозримую Вселенную. Не считая, понятно, той малости, что осталась за полем зрения. И все были довольны.
