Игорь Дубов - Погружение в страдник
Теперь лишь оставалось, чтобы он завел толпу. Свирь держал волчок на нормальном режиме, подсаживая Третьяка только изредка. Толпа густела. К тому времени как слепой с поводырем, которых он ждал, вошли в кабак, играли все. Свирь выждал несколько минут.
— Вот! — радостно выкрикнул он. — Вот божий человек!
Он отодвинул очередного мужика, уже бросившего свою деньгу, и, ковыляя, двинулся к слепому.
— От него мне удача будет!
И снова, как это бывало каждый раз, на нечистом от скудной и плохой пищи лице почувствовавшего его слепого отразилось замешательство, а у мальчишки-поводыря проступил испуг.
— Сыграем? — продолжал Свирь, сгоняя мух со стола и улыбаясь поводырю. — Ты — безденежно. Просто так. Для моей удачи. А поймаешь — я плачу. — Он уселся напротив поводыря. — Ну, клади руку! Вот так.
— Дедуня! — воззвал поводырь растерянно.
Слепой молчал.
— Характеристики, — потребовал Свирь.
— Гуманоиды, — коротко сообщил Малыш. — Класс А, два-пять. Толерантны к фрустрациям, высокоактивны, адаптивны, эмоционально лабильны…
Откуда Малыш высасывал такие сведения, всегда оставалось загадкой. Несколько беглых записей этой пары, казалось, не давали ничего существенного. Тем не менее Малыш уверенно продолжал:
— Динамичны, автономны, высокий самоконтроль, фон настроения в основном позитивный, старик доминантен…
Отсюда, конечно, следовало очень многое, но сейчас Свирю не это было важно. Ему требовалось знать: агрессивны эти двое или нет, устойчивы ли к стрессам, гибки ли в экстремальных ситуациях.
— Не могу сказать, — отреагировал Малыш. И вдруг добавил неуверенно: — По-видимому, кора сильно задействована в вегетатике.
Свирь вздрогнул. Кроме межполушарной асимметрии природа щедро одарила Летучих мощнейшими кортикально-подкорковыми связями. Однако следовало полагать, что Малыш сомневается в своем выводе — раз выдал его только в конце.
— А не умышляешь ли ты зла какого против убогих, добрый человек? — наконец вымолвил старик.
— Господь с тобой, дедушка! — Свирь перекрестился и усердно замотал головой, словно слепой мог это увидеть. — Во имя Спасителя нашего и Пресвятыя Богородицы! Ко мне, как сыграю с божьим человеком, завсегда удача липнет. Я плачу, буде он выиграет. А он — нет. Ну, клади руку, парень! Не бойся!
— Не бойся, не бойся! — зашумела толпа. — Он не кусается!
Поводырь неуверенно положил руку на край стола, расправил ладонь. И тут же повисла, подпрыгивая, играя возле пальцев, неуловимая деревяшка.
— Ладонь отрывать нельзя! — предупредил Свирь.
Мальчишка медлил, примериваясь. Хоп! Свирь даже не зафиксировал короткого движения.
— Поймал! — взвыли сзади.
Поводырь разжал пальцы. Волчок лежал на ладони, маленький, неподвижный.
Этого не могло быть!
После Сивого, после всех подножек, ударов и оплеух…
Свирь замер. Сердце остановилось, а потом ухнуло куда-то вниз и, судорожно взревев на форсаже, лихорадочными толчками погнало по жилам вскипающую кровь. И ноги стали ватными. И сумасшедшая радость испариной пробила тело, полоснула по глазам. Но Малыш уже тормозил подкорку, сбрасывая эмоции, и сухо и четко прозвучал внутри его голос:
— Улыбка. Радуйся.
Малыш вел партию, и Свирь сейчас, не размышляя, подчинялся ему. Заученная улыбка растянула рот, отработанно пошла за пазуху правая рука, и пересохшим горлом он весело закричал:
— Ай да молодец! Востер, сатана! Ты смотри — схватил! Ну раз схватил — получи!
И еще упруго билась в висках кровь, и нервная дрожь редкими импульсами подергивала спину над лопатками, но туман в глазах исчезал, таял, открывая зажатую между фалангами указательного и безымянного пальцев — чтобы не видели окружающие — копейку, которую он небрежно протягивал поводырю. Копейка тускло светилась. Поводырь смотрел на нее неуверенно.
«Монету» вместе с «Фокусом» придумал лично Пети. Пети первым сообразил, что в систему подготовки Летучих будет входить тщательный контроль за своей моторикой. А это практически исключало возможность непроизвольных ответов. Вся трудность заключалась в том, чтобы определить латент спонтанной реакции Летучих. Но Пети сумел сделать и это, когда разобрались в аппаратуре «Целесты».
Лицо поводыря наконец выразило удивление, но, прежде чем он протянул руку, Свирь сжал кулак. Сотни раз он отрабатывал этот тест, и теперь оказалось, что не зря. Охватившее его возбуждение было таким сильным, что, не будь его действия доведены до автоматизма, он обязательно сбился б где-нибудь.
— Мало?! — с энтузиазмом продолжал выкрикивать он. — На тебе две копейки! На полтину! Мне для божьего человека ничего не жалко! Держи! Мне от тебя счастье будет! Ничего не жалко! — повторял он, перегнувшись через стол и всовывая медную полтину в ладонь поводыря.
Это был очень рискованный тест. Ситуация продолжала оставаться непонятной для Летучих и, значит, опасной, провоцируя уход из нее. Но на Совете посчитали, что потенциальная угроза здесь все же невелика, и разрешили включить тест в батарею. Очень соблазнительной выглядела его высокая валидность.
— Двести сорок три миллисекунды — окципито фронталес, лобная, — буднично сообщил Малыш. — Потом, за бровями, — остальные.
Свирь почувствовал, как судорожная гримаса, с которой он не в силах справиться, предательски перекашивает лицо. Сказанное Малышом означало, что реакция мышц лица в двадцать раз превысила обычный латент непроизвольного удивления. Сработавшие «Волчок» и «Монета» открывали теперь выход на контакт!
— Запускай «Схему», — коротко распорядился Малыш. — Только осторожно.
Свирь напрягся и подобрался. Чувства его обострились, и с трудом усмиряемое тело каждой воспаленной клеточкой ощутило лихорадочно стучащие под черепом секунды. Теперь начиналось главное.
— Полно тебе с ними! — зашумели в толпе. — Играть давай!
— Сыграем, сыграем… — терпеливо пробормотал Свирь.
— Не торопись… — предупреждающе бубнил Малыш. — Следи, чтоб ты мог отработать назад. Сделай паузу.
Голос Малыша звучал слабо, словно издалека. И все окружающее вдруг оказалось за прозрачным барьером, сливаясь в безликий, размытый фон, из которого вырывались неясные звуки. И напряжение свело скулы, стеснило дыхание. Центр считал вероятность того, что Летучие не уйдут из ситуации, достаточно большой. А если нет? Или депрессивный характер реакций сменится агрессивным?
Он не имел права рисковать, но каждый его шаг был огромным риском. Когда-то ему казалось, что труднее всего найти Летучих. Ерунда! Самым трудным был контакт — стремительный и знобкий, как встречный бой… Зажмурившись, он сжал балансир и ступил на проволоку.
