Ярослав Смирнов - Цитатник бегемота
Момент был критический. Иван понимал, что терпение разрушителя Иерихона не беспредельно, а Кляйн, сходивший с ума от унижения, которому подверглась его арийская натура, изображать смирение не собирается и сейчас сделает опасную глупость…
— Позволь, о великий! — раздался вдруг голос рядом с Иваном.
Это был профессор.
Вождь Израиля посмотрел на него с удивлением, потом едва заметно кивнул стражникам.
Иван напрягся. Если профессор не проявит должной расторопности, то угрохают и его, и Кляйна, и остальных немцев… и, что самое неприятное, Ивана тоже могут укокошить.
Это было бы совсем нехорошо.
Тем временем профессор, сложив руки перед собою, маленькими шажками продвигался к возвышению, на котором восседал Навин. При этом он мелко-мелко кланялся и вид являл робкий и смиренный.
Внезапно Иван похолодел.
Стражник с копьем, стоявший возле возвышения, сделал шаг вперед и встал перед профессором, держа копье наперевес. Фон Кугельсдорф замер.
Мысль Ивана лихорадочно заработала. Если пауза еще немного затянется, то главному завоевателю надоест творимое им правосудие, и он просто прикажет всех зарезать. А профессор ничего не может сделать, пока стражник стоит перед ним: он не доберется до талисмана…
И тут профессор бросил короткий взгляд на одного из немцев, который стоял ближе к возвышению. Не успел Иван ничего понять, как эсэсовец с диким криком бросился на стражника, мешавшего фон Кугельсдорфу.
Все уместилось в одно мгновение. Стражник успел повернуться к напавшему на него: он выставил копье и нанизал на острие немца. Профессор же одним прыжком преодолел несколько метров, разделявших его и сына Навина, вцепился в одежду воителя и дотянулся до талисмана.
Никто не успел ничего понять. Иван лишь заметил спокойное удивление, мелькнувшее в глазах вождя Израиля, как все озарила ослепительная вспышка; он ослеп, земля под ногами пропала, и тяжелое небо стало близким и спокойным…
…и вдруг земля, твердая почва, сильно ударила по подошвам; колени подогнулись, так что Иван чуть было не упал. Разноцветная мозаика мира, рассыпавшаяся было по углам сознания, собралась вновь. Иван встрепенулся и посмотрел вокруг.
С удивлением и тревогой он понял, что стоит практически на том же самом месте, что и секунду назад… или не секунду?..
Ну да — вон и Иордан течет, и те же холмы, и развалины стен неподалеку… хотя нет, развалины все же другие. И кругом никого нет — кроме валяющегося на земле Кляйна, зашедшегося в мучительном приступе кашля, девяти… нет, уже восьми рядовых эсэсовцев и профессора.
Иван внимательно посмотрел на фон Кугельсдорфа.
Почувствовав взгляд, тот повернул голову.
— Все в порядке, — немного насмешливо произнес он, — Сейчас год триста тридцать первый до Рождества Христова… но я несколько удивлен. Никак не думал, что мы окажемся на том же самом месте. Впрочем, об этом можно было бы догадаться…
Он поглядел куда-то в даль, щурясь от солнца.
Иван тоже посмотрел.
На месте города, который был здесь тысячу лет назад, громоздились развалины, и над ними по-прежнему поднимался дым — будто пожар с тех пор так и не утих.
— Города всегда горели, — негромко произнес профессор. — Теперь это сделали македоняне. Александр Великий.
Он подошел к Кляйну и помог ему подняться на ноги.
— Как вы себя чувствуете, герр оберштурмбаннфюрер? — участливо спросил он. — Все ли в порядке?
— Нет, не все в порядке, — прохрипел Кляйн и сплюнул. — Все очень даже не в порядке…
Он оттолкнул профессора и выпрямился.
— Вы видели? — произнес он злобно. — Вы только видели, как этот… как он меня… а?!
— А в чем дело? — недоуменно спросил профессор. — Подумаешь событие; скрутили и хотели допросить…
— Да ведь это были евреи! — заорал Кляйн. — И они посмели убить одного из моих людей!..
— Ну и что с того? Мало ли вы евреев поубивали на своем веку…
— Да, я их убивал, — ядовито произнес Кляйн. — Убивал и буду еще много убивать!
— А чего же вы тогда жалуетесь? — пожал плечами профессор. — Вы — их, они — вас… Чего обижаться? В природе все должно быть гармонично…
Некоторое время Кляйн злобно таращился на профессора и угрожающе пыхтел, но фон Кугельсдорф так наивно глядел на оберштурмбаннфюрера, что тот понемногу остыл.
— Может, вы и правы, — пробурчал он. — Солдату негоже обижаться на то, что его самого хотят убить…
Профессор покивал.
— И я о том же, — сказал он. — Убивайте своих евреев на здоровье, и пусть вас тоже убивают… Кляйн неожиданно расхохотался.
— Мне нравится ход вашей мысли, профессор, — весело сказал он. — Вы совершенно правы. Истинная нация сверхлюдей должна выращиваться не в тепличных условиях, а на полях сражений…
— Кажется, сейчас вам будет сражение, — перебил его Иван, краем уха прислушивавшийся к ахинее, которую несли два немца. — Глядите. — Он указал рукой.
К ним стремительно приближалась группа всадников — Десятка три человек. Их шлемы и щиты ярко блестели на солнце.
— С ними мы не справимся, — с легким беспокойством произнес Кляйн. — Их слишком много.
— И не надо справляться, — невозмутимо сказал профессор. — С этими мы разберемся по-другому…
Легкий ветерок приподнял полу его хитона. Иван посмотрел на одежду профессора, потом на свою.
Интересное дело: одежка более раннего времени уступила место другой, совершенно древнегреческого вида, если судить по картинкам в учебнике истории… или еще где-нибудь.
— А как это мы сменили гардероб? — поинтересовался Иван.
— Молчите, Курт, — нетерпеливо сказал профессор. — Так получилось… Какая вам разница? Все продумано…
Иван хмыкнул и хотел было продолжить расспросы, но тут всадники приблизились к ним, окружили, наставили копья.
Как и тогда, в первый раз, мысленно усмехнулся Иван, но тут же, приглядевшись внимательнее к всадникам, вынужден был признать, что не совсем так. Прежние рядом с этими выглядели просто оборванцами и разгильдяями — невзрачное мужичье на корявых лошадках. Нынешние же кавалеристы — на могучих конях, сами здоровенные, сытые, в панцирной броне, в блестящих шлемах с топорщившимися щетками конских волос на гребне, с внушительного вида мечами и тяжелыми щитами… Регулярная армия, закаленная в боях.
— Кто такие? — властно задал сакраментальный вопрос самый здоровенный в броне побогаче.
— Я — философ из Книда, последователь Аристотеля Стагирита, — спокойно ответил профессор, — а это — мои ученики. Мы были в Египте, а сейчас направляемся в армию божественного Александра.
