Клиффорд Саймак - Дом на берегу
Секунда — и пламя погасло, и у ограды осталось лишь чадящее темное пятно, отдаленно напоминающее человека. Толпа будто издала тяжкий вздох и стихла. Преследователи остановились, на какой-то миг утратив способность шевелиться. Потом одни побежали снова, другие нет, и опять зазвучали голоса, хотя криков стало поменьше. Лэтимер глянул на вершину холма — там было пусто. Динозавры куда-то пропали. И Саттон тоже сгинул без следа.
«Так, значит, это Брин висит там на ограде, — подумал Лэтимер. — Тот самый Брин, глава группы оценки, — единственный, если верить Гейлу, кто мог бы объяснить, отчего его, художника, решили заманить в дом на берегу. Тот самый Брин, погрязший в психологических тонкостях, вникавший в характер каждого клиента, сопоставлявший каждый характер с экономическими выкладками, с индексами социальной диагностики и Бог весть с чем еще, и все ради решения: позволить ли клиенту оставаться в первичном мире, как и раньше, или изъять его оттуда раз и навсегда. А ныне изъяли самого Брина — и изъяли куда решительнее, чем любого из остальных».
Однако, помнится, в тот момент, когда заварилась эта каша, они с Саттоном как раз собирались выпить. Лэтимер четко ощутил, что нужда не отпала, рюмка не повредит, и решительно зашагал к подъезду.
В вестибюле было по-прежнему почти пусто. Три человека сидели за столиком в углу, не притрагиваясь к стоящим перед ними стаканам. В другом углу, на диване, мужчина и женщина были погружены в тихий разговор, и еще кто-то, оккупировав бар самообслуживания, сосредоточенно подливал себе из бутылки. Лэтимер направился к бару, взял чистый бокал. Человек у стойки произнес:
— Вы, наверное, новичок. Не припоминаю, чтобы мне случалось видеть вас здесь прежде.
— Да я только сегодня прибыл, — отозвался Лэтимер. — Часа три-четыре назад…
Он пригляделся к бутылкам, но его любимого сорта виски среди них не нашлось. Пришлось согласиться на другой, чуть похуже, зато плеснул он себе поверх льда, щедро, от души. Рядом стояли подносы с сандвичами. Он положил себе на тарелку два.
— Ну, — спросил человек у стойки, — и как вам нравится эта история с Брином?
— Не знаю, что и сказать. Я с ним еще и знаком-то не был. Правда, Гейл называл мне его имя.
— Третий, — сообщил человек. — Третий за последние четыре месяца. Что-то тут не так.
— Что, все на заборе?
— Нет-нет. Один выпрыгнул с тринадцатого этажа. Бог ты мой, ну и неаппетитное зрелище! Другой повесился…
В эту минуту в вестибюле появился еще один гость, и человек, оторвавшись от стойки, направился к вновь прибывшему. Лэтимер остался наедине со своим бокалом и сандвичами. Народу больше не прибавлялось, и ему сделалось одиноко. Внезапно на него обрушилось чувство, что он здесь иностранец, незваный и всем чужой. Наверное, это неприятное чувство сидело в нем все время, но здесь, в пустоте вестибюля, поразило его с особенной силой. Можно было присесть за какой-нибудь столик или в кресло, или на краешек дивана, благо свободных столиков, кресел и диванов было хоть отбавляй. Можно было подождать, чтобы кто-то составил ему компанию, но он содрогнулся при самой мысли об этом. Не хотелось ни знакомиться с этими людьми, ни тем более разговаривать с ними. По крайней мере, сейчас хотелось держаться от них подальше.
Пожав плечами, он добавил себе на тарелку третий сандвич, потянулся к бутылке и долил бокал до краев, вышел из вестибюля и поднялся лифтом на свой этаж. В комнате выбрал самое удобное кресло и расположился в нем, водрузив тарелку с сандвичами на столик. А затем позволил себе вволю хлебнуть из бокала, поставить его рядом на пол и объявить вслух:
— И пусть они все катятся к дьяволу…
Он расслабился, осязая буквально физически, как раздробленное «я» потихоньку опять собирается воедино, как осколок за осколком вновь ищут и находят свои законные места, возвращая ему, Лэтимеру, ощущение цельности, ощущение собственной личности. Без всякого усилия он стер из памяти Брина, Саттона и вообще события последних часов — он хотел быть всего-навсего человеком, расположившимся в удобном кресле в своей комнате, и это ему удалось.
И все же он задумался о силах, игрушкой которых стал, о тайных властителях мира. Нет, им мало завладеть одним миром, они желают заполучить в рабство все остальные миры. Но какова методичность, каков загляд в будущее — и какова наглость! Им, видите ли, нужна уверенность, что освоение других миров обойдется без противников, тявкающих им вслед, без энтузиастов, требующих охраны окружающей среды в этих мирах, и без фанатиков, самозабвенно протестующих против засилия монополий. Им нужна только и единственно примитивная деловая этика вроде той, какую насаждали надменные бароны-лесопромышленники, возводившие для себя имения наподобие дома на берегу.
Лэтимер поднял бокал с пола и сделал еще глоток. В бокале, как выяснилось, осталось уже меньше половины. Надо было прихватить с собой всю бутылку, никто бы не возразил. Потянувшись за сандвичем, он быстро сжевал его, взялся за второй. Сколько же времени прошло с тех пор как ему случилось поесть в последний раз? Он бросил взгляд на часы и мгновенно понял, что время, которое они показывают, в этом мире мелового периода недействительно. Факт был бесспорным и все же озадачил его: откуда взялась разница во времени между мирами? Может, ее и нет — по логике вещей, не должно бы быть, — но тогда влияют какие-то иные факторы… Он поднес циферблат к самому лицу, но цифры плясали, а стрелки не хотели согласовываться друг с другом. Тогда он хлебнул еще.
Проснулся он в темноте, недоумевая, где он и что с ним. Спина одеревенела, ноги сводило судорогой. Однако затмение вскоре кончилось, память вернулась, подробности последних двух дней обрушились на него лавиной — сперва они были разрозненны, но быстро выстраивались в цепь, смыкались в узор беспощадной реальности.
Стало быть, он так и забылся в кресле. Лунный свет, льющийся из окна, отражался в пустом бокале. На столике неподалеку стояла тарелка с половинкой сандвича. Вокруг царила полная тишина, ниоткуда не доносилось ни звука. Должно быть, мелькнула мысль, уже за полночь, и все угомонились. А что если в здании и вовсе никого нет? Может, по стечению обстоятельств, по каким-то неведомым причинам вся штаб-квартира эвакуирована и в ней уже ни души, кроме проспавшего художника? Хотя такое, он понимал и сам, крайне маловероятно.
Он поднялся на непослушные ноги и подошел к окну. Окрестный ландшафт стелился чистым серебром, гравированным там и сям глубокими тенями. Где-то сразу за оградой улавливался намек на движение, но что именно движется, различить было нельзя. Наверное, какой-нибудь зверек рыщет в поисках пищи. Ведь там заведомо есть не только рептилии, но и млекопитающие, быстроногие и пугливые, приученные держаться настороже и убираться с дороги. Судьба не дала им здесь шанса развиться так же, как в первичном мире, где миллионы лет назад некий катаклизм очистил планету от былых владык и создал вакуум, который можно и нужно было заполнить.
