Владимир Пузий - Рассказы
Вот такая любопытная, а в сущности, банальная история. Теперь, мой мальчик, самое время перейти к морали, не так ли? Что скажешь, прав ли был этот наш предок?
"Выход", говоришь? Согласен, отправлять на плаху женщину, которая тебя не любит и которая вышла за тебя замуж по принуждению, - это не выход. Насчет остального... Ты прав, прав, дело ведь даже не в жене, дочери, матери, дело не в придворных, которые оказались двуличными лжецами.
И все-таки, сынок, я считаю, смерть - не выход. Трусливое бегство - да, но не выход. Когда мой наставник рассказал мне эту историю, мы долго с ним спорили. Ему так и не удалось переубедить меня - я тогда придерживался той же мысли, что и ты сейчас. А переубедило меня время, опыт, если хочешь, жизненный. Сейчас-то я понимаю, что когда Пресветлый принял яд, он тем самым признал: все, о чем говорили над его гробом люди, все то плохое - правда. А ведь сам он так не считал, в глубине души - точно не считал!
Вот чем мне неприятна эта история и этот Пресветлый (пускай даже он выдумка моего наставника). Этот человек абсолютно ничего не сделал для того, чтобы изменить мнение окружающих о себе, ничего не сделал, чтобы измениться самому! Он лишь пожалел самого себя: ах, какой я разнесчастный, никто меня не любит!
...Знаешь, я бы очень не хотел, чтобы мой сын напоминал того Пресветлого.
Я помогу тебе, чем смогу, но все равно справиться с этим ты должен будешь сам. Взгляни на свой дар с другой стороны: ведь то, что ты видишь, оно присутствует в любом из нас всегда, вне зависимости от того, есть ли рядом Пресветлый с даром проницать покровы нашего тела, способный наблюдать за тем, как внутри нас переваривается наш завтрак, обед, ужин... Что же в этом такого уж отвратительного? По мне, так значительно печальнее наблюдать за человеческой глупостью, ограниченностью, жадностью... - да стоит ли перечислять все эти пороки? Однако, мальчик мой, в наших силах справиться с любым из них! В отличие от пищеварительных свойств, они - не есть наша неотъемлемая часть.
Ну что, ты успокоился немного? Тогда договоримся-ка вот о чем. Твоя мама возвращается через неделю, давай сделаем все, чтобы не огорчать ее, ладно? Знаю, привыкать к дару сложно, но ты же будущий правитель, ты справишься. А я буду рядом, мой "проницательный" мальчик, я всегда буду рядом...
...Знаешь, когда я впервые "познакомился" со своим даром? Когда мой лучший друг тонул и никто не успевал прийти ему на помощь, а я - успевал, но не мог! Пока я подбежал - прямо по воде, к удивлению столпившихся на берегу людей - он уже уходил под воду, а я... я просто физически не мог пробить ту проклятую поверхность и нырнуть, чтобы спасти его!.. оставалось только провожать взглядом...
Такие дела...
Нет, я уверен, мы с тобой за эту неделю сделаем все возможное, чтобы не расстраивать твою маму. И даже чуточку невозможного - в конце концов, мы же Пресветлые!
"Восстать, или смириться, или..."
(цикл "Легенды Ильсвура")
"Это случилось в те давние времена, когда Бог торговли Ашкандук уговорил Богиню охоты Сианнэ выйти за него замуж. Как утверждают легенды, на божественном пиру было много вина и самых разнообразных яств и гости вовсю гуляли, от души поздравляя молодоженов.
И вот, когда уже перевалило за полночь, Ашкандук, порядком выпивший и от того - невероятно раздобревший, поднялся с кубком в руках и заявил, что хочет что-нибудь кому-нибудь подарить.
Фаал-Загур, Бог боли, рассмеялся на это и сказал, что впервые слышит, чтобы Ашкандук желал сделать подарок. Все равно, что Ув-Дайгрэйсу, Богу войны, мечтать о мире.
Но Ашкандук настаивал. "Люди несчастны, - говорил он, - пускай и не по своей вине. Так хоть одного из них я сделаю счастливым. Ну же, братья и сестры, решайте, которого!"
И поднялся со своего места Оаль-Зиир, качая седою головой. "Нет, молвил Бог мудрости, - ты не сможешь сделать ни одного из них счастливым. Счастие - не есть состоянием стабильным, поскольку..."
"Довольно! - прервал его Ашкандук (ибо, напомним, был он изрядно пьян). - Я все же попытаюсь. Имею право!"
Ничего не сказал Оаль-Зиир, молча сел он на свое место и опустил очи долу. Но во взгляде его - говорят - таилась печаль предвидения.
Впрочем, никто из Богов этого не заметил. Всех захватила забавная идея, предложенная Богом торговли, и тогда..."
(из книги "Легенды и мифы древнего Ашэдгуна". - С. 75-76)
Утро едва-едва намечалось на сером небосклоне. Здесь же, в небольшой спаленке с единственным окошком, и вовсе царила непроглядная темень, еще не разбавленная рассветными лучами.
И все-таки женщина проснулась. Понять бы, отчего. Шайдин, кажется, не кричала. Малышка вообще оказалась на удивление тихой - не то что ее старший братец, Куугец. Ох, как же намучились с ним, пока Куги не подрос! Если бы не Ставиен, если бы не ее любимый, единственный, самый-самый родной человек во всем мире...
Гиир улыбнулась и рукой потянулась к левой половине кровати, туда, где лежал муж. Ладонь нашла лишь пустоту и смятые покрывала.
"Наверное, вышел по нужде", - Гиир вздохнула, перевернулась, устраиваясь так, чтобы видеть дверь, видеть Ставиена, когда он войдет. Полежала немного, ожидая сначала спокойно, потом - со все возрастающим нетерпением. Приподнялась на локте, выглянула в окошко.
Странно, двор, привычный старый двор напомнил ей сейчас погост. Не звенел цепью Рыжий, не кудахтали куры, молчал петух. Только большая жирная крыса внезапно выскользнула из-под поленницы дров, хозяйски огляделась и неспешно потрусила к хлеву. "И откуда взялась? Раньше никогда не было". Мыши в доме водились - куда от них денешься, но крысы...
Ставиен все не возвращался. Гиир вздохнула. В углу под кроватью хихикнуло беспокойство - хихикнуло, но затихло.
Потом закричала Шайдин. Девочка рыдала с надрывом, так, словно ей приснилось что-то страшное. Отзываясь, залаял Рыжий.
Гиир поднялась, накинула халат, подошла к колыбельке. Заговорила с дочкой, взяла ее на руки - та понемногу затихла, только всхлипывала.
С Шайдин на руках Гиир вернулась к кровати и села, выглядывая в окно. Крыса уже убежала. Рыжий замолчал. Ставиен все не возвращался.
"Наверное, вчерашний суп таки испортился. Нужно было выбросить. Теперь вот мучится желудком".
Хотя, странно, Гиир тоже ела суп - и ничего. И Куугец ел. Да и Ставиен не жаловался, только нахваливал, но он-то всегда нахваливает, так что...
Но куда же он подевался, в конце концов?!
И вот тогда-то Гиир заметила, что посох пропал. Тот самый, высокий - в человеческий рост - посох, который она считала чуть ли не личным врагом. Ставиен всегда, еще с детства, мечтал о странствиях. Его мать, встречаясь с матерью Гиир, частенько говаривала: "Вот ведь блажь какая! И не знаю, как с ней справиться. Это все факиры бродячие, их работа. Наслушался баек, теперь только и разговоров, что про путешествия. Одна надежда..." - и она замолкала, многозначительно глядела на Гиир. Все в поселке знали, что Ставиен и Гиир, когда вырастут, поженятся. Так они сами решили. И родители того же хотели. Но чем старше становился Ставиен, тем чаще и чаще взгляд его уходил к самому горизонту и застывал, как у безумца. "Понимаешь, тянет что-то в дорогу. Не могу объяснить. Сам не знаю..."
