Виталий Вавикин - Желание верить (сборник)
Открылась дверь и вошла матушка Ольга.
– Отец Виталий хочет видеть вас, – сказала она. – Обоих.
– Обоих? – растерялась Рита.
Они шли по коридору.
– Могу я узнать, что ты делала вчера у него ночью? – спросил ее Константин.
– Разве это важно для тебя?
– Ты все еще моя жена.
– Я думала, ты оставил ревность за этими стенами.
7
Отец Виталий стоял возле окна. К пронзительному завыванию ветра добавлялся дребезг стекол.
– Я долго думал о том, что ты рассказала мне на исповеди, – сказал он, обращаясь к Рите.
– Нам обязательно говорить в присутствии мужа?
– Он должен узнать, а затем либо уйти, либо смириться с твоим решением.
– Что я должен знать?
– Ребенок, которого твоя жена сможет зачать в этих стенах, не будет принадлежать тебе.
– Что это значит?
– Не строй удивленное лицо, – скривилась Рита. – Ты прекрасно понимаешь, что это значит. Если я не могу зачать ребенка от тебя, то я сделаю это кого-нибудь другого. Я хочу стать матерью, Константин.
– Теперь оставь нас, – сказал ему отец Виталий. – Матушка Ольга проводит тебя.
– Я…
– У тебя будет время подумать.
8
– Ты хотела забеременеть от него, да? – спросил жену Константин, когда она вернулась.
– Нет, – ее голос был тверд. – Он всего лишь очистит мое чрево. Остальное сделают другие.
– Я не смогу полюбить этого ребенка.
– А тебе и не нужно будет, – она села на кровать рядом с ним. – Я оставлю его здесь, в этих стенах и буду лишь изредка навещать. Он найдет здесь друзей и семью. Отец Виталий вырастит их всех, как своих детей и отправит в мир.
– Эти дети…
– Ты хочешь спросить, все ли они были зачаты подобным образом? Я не знаю. Разве это имеет значение?
– Для меня имеет значение то, что хочешь сделать ты.
– Я уже это сделала. Почти сделала. Завтра ночью я смогу зачать.
– Мы все еще можем уехать.
– Нет. Я, по крайней мере. Женщина создана для того, чтобы дарить жизнь. С тобой или без тебя. Я не прошу понять. Ты мужчина, ты этого не сможешь. Я прошу тебя, принять решение.
– Я буду ждать тебя дома.
9
Матушка Ольга открыла входные двери монастыря. Впереди Константина было солнечное декабрьское утро и морозная свежесть, позади – полумрак и запах воска.
– Только не надо меня ненавидеть, – сказал он, поймав на себе презрительный взгляд Ольги.
– Скажешь это своим детям.
– Надеюсь, что они будут зачаты вне этих стен.
– Ты не знаешь, что такое надежда.
Константин вышел на улицу. Игравшие в снежки дети замолчали.
– Что, тоже меня ненавидите?! – огрызнулся Константин. Снег под его ногами хрустел, дополняя зловещее молчание. – Выродки!
Он сплюнул себе под ноги, сел в машину и включил зажигание.
10
Рита не чувствовала боли. Кадмы, так называл их отец Виталий. Они приходили в этот монастырь уже ни одно столетие. Поднимались из недр земли, безошибочно выбирая дорогу в это священное место. Монстры, олицетворявшие надежду у тех, кто не смел даже надеяться. Они дарили жизнь. Их дети наполняли монастырь своим веселым смехом. Счастье, прикоснуться к которому многие женщины не могли даже мечтать.
Рита лежала, широко раздвинув ноги, а отец Виталий держал ее за руку. Он шептал молитвы. Кадмы слушали его напевы, подчиняя свои фрикции их ритму. Плоть к плоти. Жизнь к жизни. Надежда не должна умирать раньше хозяина. Для Риты ее надежда скоро разродится громким детским плачем. И неважно будет, насколько чудовищной она была в своем первоистоке.
Закрыв глаза, Рита сильнее сжала руку своего пастыря. В эту ночь она готовилась стать матерью.
История тринадцатая (Неизъяснимость)
1
Он сказал: «Я видел другую жизнь. Я жил другой жизнью».
Его лечащий врач сказал: «Симптомы, проходящие в организме во время клинической смерти, можно приравнять к действию кетамина. Отсюда и галлюцинации».
Его психиатр сказал: «При полном отсутствии кислорода в коре и мозжечке за две-две с половиной минуты возникают фокусы омертвения. Как правило, три с половиной процента людей, перенесших клиническую смерть, имеют нарушения высшей нервной деятельности. Лишь пять процентов полностью восстанавливаются, и то, это, как правило, наступает не сразу»
Он спросил: «Думаете, я ненормальный?»
Психиатр сказал: «Думаю дело во внушаемости. Каждый человек видит во время смерти то, что окружало его во время жизни. Даже если человек глубоко-верующий, то он будет видеть лишь те божества, которые знает. Христианам не будут являться индейские боги, а индейцам не явится Иисус. То, что происходит с нами во время смерти, происходит исключительно у нас в голове».
2
Ночью позвонила жена. Жена, которой у него не было.
– Я люблю тебя, – услышал он голос любовницы. Любовницы, которой не было.
Его психиатр сказал: «Номер, с которого тебе звонили, давно уже не обслуживается».
Его соседи по палате сказали: «Мы хотим перевестись».
Его лечащий врач сказал: «Похоже, ты пугаешь нас всех».
3
Он шел по больнице, в которой никого не было.
Его психиатр сказал: «Все здесь происходит за счет неизъяснимого Пути».
Психиатр, которого нет.
Его любовница сказала: «Тебе никогда не снился сон, в реальности которого ты не сомневался?».
Любовница, которой нет.
Его лечащий врач сказал: «Может быть, наше существование чем-то обусловлено? Может быть, эта действительность индивидуально существующий нейрон, который после того, как ты уйдешь отсюда, продолжит свое существование?»
Врач, которого нет.
Его жена сказала: «Столько всего вдруг захотелось сделать. Купить новую машину, решиться на ремонт в квартире, съездить на дачу и посадить маленькое дерево, чтобы оно росло…».
Жена, которой нет…
В мире, которого нет…
Лишь прямая линия биения сердца…
История четырнадцатая (Живые конечности)
1
– Я веду свои шхуны в гавань. Туда где псы вступят на берег и начнут новую жизнь, – он был солдатом, но все называли его Певец. – Кровавое море глотает людей, бегущих на сушу, но там их глотает земля. Другой судьбы нет…
Грузовик остановился. Ветер стучался в брезентовый кузов. Певец фальшиво затянул последнюю строчку полюбившейся ему песни.
– Да, заткнись ты! – рявкнул на него Кэп и сплюнул себе под ноги. – Скулишь, словно о доме мечтаешь, где тебя жена с детьми ждет.
– Может, и мечтаю.
– Нет у нас дома!
– Но ведь был же когда-то…
Они замолчали. Грузовик снова зарычал, подпрыгивая на разбитой дороге.
– Устал я, Кэп, – певец слушал, как завывает ветер. Ни родных, ни близких. Лишь затертая фотография рыжеволосой девушки, которую он хранил потому, что она изредка писала ему, и можно было посмеяться над этими письмами в сугубо мужской компании, смакуя те или иные интимные подробности. Да и другие попросту не давали фотографий. Жизнь сложная штука. Слишком сложная…
